Отправлено: 16.11.15 17:14. Заголовок: Высокое искусство страсти нежной, или Очень долгий путь к сердцу прелестницы

Галантная любовь
из книги Мэрилин Ялом "Как французы придумали любовь"

Честолюбие и любовные интриги были у двора в крови, они занимали внимание как мужчин, так и женщин.
Мадам де Лафайет. Принцесса Клевская, 1678 г.

Начиная с XII века при роскошных дворах по всей Франции поощряли искусства, в том числе искусство любви. Разумеется, страстные почитатели любой культуры могут предоставить свидетельства триумфа их собственной традиции в Средние века и в эпоху Возрождения, но я вряд ли ошибусь, если скажу, что свет французской культуры падал на всю Европу вплоть до падения французской монархии – до конца ХVIII века.

В любовных делах страстно приветствовали новый стиль – galanterie, или галантность, в широком смысле включавший в себя утонченные манеры в отношениях мужчины к женщине, который при ближайшем рассмотрении оказывался искусством нравиться женщинам. Он господствовал в высшем свете добрых три сотни лет. Хотя его понимание со временем изменилось, мы все еще используем слово «галантный» применительно к мужчине, когда он любезен с женщинами, блещет остроумием и очаровывает обаянием.

Galanterie – «галантность» (франц.), galant — «галантный», galante — «галантная», le vert gallant — «сердцеед» (прозвище короля Франции Генриха IV), Fеtes galantes — «галантные празднества» (жанр изобразительного искусства, излюбленный жанр Ватто), Le Mercure galant — «Галантный Меркурий» (название комедии в стихах Бурсо, а позднее – прообраз французского журнала мод), Les Indes galantes — «Галантные индийцы» (опера Рамо), Annales galantes — «Любовные хроники» (роман мадам де Вильдье), Lettres galantes — «Любовные письма», точнее – «Любопытные и поучительные любовные письма» (сочинение Виктории Томассен де Лагард), Les Muses galantes — «Влюбленные музы» (пьеса Руссо и одноименная опера)… Все эти слова были в ходу в высших слоях общества еще со времен Средневековья. Мужчины должны были проявлять учтивость по отношению к дамам столь же непринужденно, как и сидеть в седле. Отсутствие интереса к противоположному полу у аристократии XVI–XVIII веков считалось пороком. В среде трубадуров галантность не служила залогом долговечной и верной любви. Средневековая куртуазная любовь предполагала преданность одной-единственной даме, которая, как правило, была замужем и занимала более высокое общественное положение, чем рыцарь. Галантность распространялась только на людей своего круга: мужчины обычно ухаживали за дамами своего сословия, но могли уделить внимание и женщине, чей статус не совпадал с их собственным, хотя было понятно, что у влюбленных, занимающих неравное общественное положение, было мало шансов вступить в брак.

Галантность достигла расцвета при французском королевском дворе. В отличие от описанных в средневековой литературе обманутых или оставленных супругов королевские особы имели право делить свою постель не только с венценосным супругом или супругой. Когда королева пребывала в ожидании рождения наследника, король имел право принимать в своей спальне другую женщину, назначив ей тайное свидание. Со временем фаворитки короля могли соперничать в богатстве и влиянии с самой королевой.

Король эпохи Возрождения Франциск I (1494–1547) поселил свою официальную любовницу – meitresse en titre – Анну, герцогиню Этампскую, в королевском замке в Фонтенбло. Любовные интриги короля с Анной и с другими дамами не ограничивались Фонтенбло, он принимал любовниц и в Лувре, и замках, расположенных в долине Луары, превратившихся в сады наслаждений для короля и его свиты.

Его преемники – Генрих II, Генрих IV, Людовик XIV и Людовик XV – не менее известны своими любовными подвигами и огромным числом покоренных женщин, включая официальных фавориток. Можно сказать, что французские короли наслаждались правом на полигамию, которое давал им их статус. Даже если дама не стремилась к близости с королем, как это было в случае с юной Габриэль д’Эстре, приближенной к себе Генрихом I V, ему не стоило большого труда убедить ее в том, что это в ее интересах, в интересах ее семьи, и ей пришлось уступить желанию короля. Вот как он обращался к ней в одном из своих многочисленных любовных писем, написанном 19 апреля 1593 года: «Спи сладко, радость моя, и ты будешь свежа и румяна, когда я снова увижу тебя»

Вероятно, самой дерзкой среди пятидесяти любовниц Генриха IV была Генриетта д’Антраг, заменившая умершую в родах Габриэль. Говорят, что она была способна на такие слова и поступки, которые могли не понравиться королю, в том числе сказать ему в глаза, что от него пахнет тухлятиной. Генрих IV сохранил за Генриеттой место своей первой любовницы даже тогда, когда привез в Париж Марию Медичи, решив жениться на ней. В течение десяти лет брака (1600–1610), за время которого она родила ему шестерых наследников, королеве приходилось мириться с ненасытной тягой супруга к внебрачным связям. Он даже получил прозвище Le Vert Galant — Сердцеед. И до сих пор это слово красуется на вывеске знаменитого парижского ресторана, расположенного неподалеку от статуи Генриха IV на Новом мосту.

До самой смерти Генрих IV менял женщин как перчатки, причем одним он признавался в любви, а других просто соблазнял. Его последней, поздней любовью стала юная девушка, которую он увел у своего друга, видного военного и дипломата Франсуа де Бассомпьера. Историю увлечения королем мадемуазель де Монморанси мы знаем из мемуаров ее жениха де Бассомпьера.

В октябре 1608 года, когда Бассомпьеру было двадцать девять лет и он мог похвастаться тем, что имеет несколько любовниц, ему представилась возможность жениться на пятнадцатилетней дочери коннетабля де Монморанси. Это был выгодный для Бассомпьера союз, кроме того, девушка была удивительной красавицей и очень ему нравилась. Но в январе 1609 года ее увидел король и, как он признавался Бассомпьеру, «не только влюбился в мадемуазель де Монморанси, но влюбился яростно и неистово. Если ты женишься на ней и она полюбит тебя, я тебя возненавижу», – сказал он своему другу и верноподданному.

Король решил, что Шарлотта должна стать ему «утешением» в старости. В то время ему было пятьдесят шесть лет, и жить ему оставалось чуть больше года. Он хотел выдать ее замуж за своего племянника, принца Конде, который «любит охоту в сотни тысяч раз больше, чем женщин». Принц будет получать 100 000 франков в год «на развлечения», а его юная жена станет ублажать короля. Он попытался убедить Бассомпьера в том, что ему ничего не нужно от нее, кроме привязанности. В качестве компенсации король предложил Бассомпьеру устроить его брак с другой высокопоставленной дамой, даровать ему герцогское звание и сделать пэром. Мадемуазель де Монморанси и Бассомпьеру не оставалось ничего другого, как только покориться. Однако эта история закончилась совсем не так, как планировал Генрих IV. Свадьба с принцем Конде состоялась 17 мая 1609 года, и вскоре супруги, к большому огорчению короля, сбежали в Брюссель.

Мне кажется, совершенно ясно, что любовные интриги были при дворе, как правило, элементом политики.
С кем проводить время и на ком жениться – было не только частным делом придворных французского короля. Это касалось их родственников, друзей, священников, самого короля и королевы, представителей знати, которые старались обойти друг друга, чтобы снискать милость короля. В обществе, где целые семейства можно было вознести или погубить благодаря лишь удачной женитьбе либо опрометчивой связи, любовь была на последнем месте в череде многочисленных соображений, с которыми следовало считаться молодому человеку или девушке, впервые испытывая муки страсти.

Никто так ярко не описывал интриг при французском дворе, как мадам де Лафайет в романе «Принцесса Клевская». Она пишет: «На карту были поставлены многочисленные интересы, судьба различных фракций, и женщинам отводилась в них такая важная роль, что любовь всегда переплеталась с политикой, а политика с любовью».

«Принцесса Клевская» вышла в свет в 1678 году и стала во Франции бестселлером, уже в следующем году появился ее перевод на английский язык. В обеих странах разгорелась полемика по поводу этой книги. Особенно остро дискутировался главный вопрос: «Кто же были эти ”французские острословы”, раскрывшие эротические тайны французского двора?».

Хотя мадам де Лафайет никогда не призналась в авторстве этого сочинения, да и других, которые позднее тоже приписывались ей, в наше время почти не осталось сомнений в том, что они принадлежат ее перу. Возможно, она написала их, сотрудничая с некоторыми мужчинами, принадлежавшими к ее интеллектуальному кружку, и, вероятнее всего, вместе со своим близким другом герцогом де Ларошфуко, чьи полные цинизма «Максимы» уже привлекли внимание широкого круга читателей. Анонимность сочинения сама по себе указывает на то, что оно принадлежит женщине, поскольку в XVII веке даме не подобало печататься под собственным именем.

Это относительно небольшое сочинение по понятным причинам приобрело массу поклонников. Это история любви, пусть и несбывшейся любви, героями которой являются молодая замужняя благородная дама и ее не менее благородный поклонник. Это матримониальная драма, совершенно не похожая на те, что были написаны до нее. Иногда этот роман испытывает доверчивого читателя, в нем есть и подслушанные разговоры, и потерянные письма, он подкупает правдивым описанием переживаний влюбленных женщин и мужчин, предающихся своим чувствам так неосторожно. Мадам де Лафайет переносит нас в ХVI век – роман охватывает 1558 и 1559 годы. Пожалуй, можно говорить об историческом романе, поскольку он основан на реальных событиях и в нем действуют реальные персонажи. Только принцесса Клевская и ее судьба – абсолютный вымысел автора, а ее жизнь, в которой сплелись обстоятельства жизни разных женщин, представляет собой роман в прямом смысле этого слова. Сюжет романа ХVII века все еще сохраняет признаки сюжета средневекового рыцарского романа, где доминирует желание доблестного мужчины завоевать сердце прекрасной дамы, которая, как правило, уже замужем за кем-то другим. Возвращаясь на сто лет назад, во времена Дианы де Пуатье, знаменитой фаворитки короля Генриха II, затмившей свою королеву Екатерину Медичи, автор находит отличный антураж для любовной истории, зарождающейся в паутине дворцовых интриг. Тем не менее перемена времени действия никого не ввела в заблуждение: «Принцесса Клевская» изображает жизнь королевского двора, где вращалась сама мадам де Лафайет, – двора короля Людовика XIV. За сословной иерархией и придворным этикетом скрывался мир тайных свиданий, когда мужчины и женщины, сбрасывая одежду и парики, забывали о своем социальном положении. И каждый в душе тосковал по взаимной любви и жаждал ее удовольствий.

Мы знаем, что Людовик XIV, следуя зову сердца и не в силах забыть о своей юношеской любви к мадемуазель де Манчини, поставил под угрозу свою свадьбу с Марией Терезией Испанской. Хотя его и убедили заключить брак по политическому расчету, история жизни Людовика XIV включает длинный список фавориток, в том числе его официальную любовницу Луизу де Лавальер, которая стала матерью его детей, причем двое из них остались в живых. Не меньшее влияние имели на него мадам де Монтеспан, родившая ему семерых детей, и мадам де Ментенон, воспитательница его незаконнорожденных детей, на которой он тайно женился зимой 1694/95 года, когда отношения с мадам де Монтеспан исчерпали себя, а королева Мария Терезия умерла. Мария Терезия более двадцати лет была ему верной женой, она с поразительным тактом мирилась с любовницами своего супруга и переносила язвительные колкости властной госпожи де Монтеспан. Говорят, что Людовик сказал на похоронах Марии Терезии: «Это единственное огорчение, которое она мне причинила».

Как видим, во Франции существовала давняя традиция, позволявшая французским королям иметь официальных любовниц. Считалось, что король совмещает в себе две сущности. Одна из них – божественная, передававшаяся по прямой линии от венценосного отца к венценосному сыну, а вторая – человеческая, свойственная всем людям. Никто, кроме строгих священников, не мог пожурить короля за его любовные интриги. Количество внебрачных связей было свидетельством его мужественности. Такое отношение к власти сохранялось во Франции еще долгое время после свержения монархии, распространившись затем на президентов, чьи внебрачные похождения были публичным достоянием и никогда не мешали их карьере.

Еще до замужества будущая мадам де Лафайет, которая была фрейлиной Анны Австрийской, матери Людовика XIV, была хорошо осведомлена о «шалостях» французской знати. В 1655 году, выйдя замуж за графа де Лафайет, она продолжала свое близкое знакомство с двором, хотя супруги жили довольно далеко от столицы, в Оверни. Она вышла замуж в двадцать один год и уже не считалась «юной» невестой, так как обычно благородных девиц выдавали замуж после пятнадцати лет, пока у них еще не было возможности попасть в сети соблазнителей. Как и большинство женщин ее сословия, Мари Мадлен выдали замуж за немолодого человека. Среди дворян браки по сговору родителей, каким был реальный брак мадам де Лафайет и вымышленный брак принцессы Клевской, были нормой еще и в начале XX века. Родители стремились женить своих сыновей или выдать замуж дочерей, руководствуясь размерами состояния претендента и его семейными связями. Никто из них не мог рассчитывать на брак по любви.

Мадам де Лафайет описывала любовь, какой она представлялась ей в век galanterie — галантности, как ее понимали в салонах прециозниц и при дворе Людовика XIV. При жизни Людовика XIV галантность оставалась атрибутом благородных французов, тонкой игрой, как заметил Мариво в своей знаменитой комедии «Игра любви и случая» (1730).

В XVI–XVIII веках каждый учился «науке страсти нежной», которая давала знания о том, как понравиться противоположному полу, читая романы и стихи, посещая театр и наблюдая за поведением старших и ровесников. Не вызывало сомнений, что первый шаг навстречу может сделать только мужчина, а не женщина. Она могла лишь поощрить или охладить поклонника. Словесная игра между мужчиной и женщиной была такой же неотъемлемой частью придворной жизни, как музыка и танцы. Не будем забывать, Людовик XIV в 1656 году, когда ему было восемнадцать лет, танцевал в балете под названием «Галантность нашего времени» (La Galanterie du Temps). По примеру короля мужчины гордились тем, что их называли галантными. Однако применительно к женщинам выражение femme galante было не столь лестным, поскольку так называли куртизанок.

Во времена мадам де Лафайет, в последней трети XVII века, галантность подразумевала некоторую легкость чувств. Если у вас хватало хитрости, в Галантный век можно было даже плести несколько любовных интриг одновременно, без всякого порицания со стороны общества, а в XII веке за подобные проделки при дворе Марии Шампанской можно было угодить под суд.

Читатель XXI века, размышляя над романом «Принцесса Клевская», конечно, обратит внимание на его богатый любовный лексикон и тонкие различия между разнообразными оттенками эмоций. Amour — «любовь», passion — «страсть», amitiе — «дружба», tendresse — «нежность», attachement — «привязанность», inclination — «склонность», trouble — «волнение», agitation — «возбуждение», ardeur – «пыл», flamme — «пламя», embarras – «смущение»… Это всего лишь отдельные выражения, которые используются героями французской литературы, не устающими анализировать свои чувства. Не станем забывать о том, что мадам де Лафайет и другие писатели ее эпохи находились под влиянием лингвистических новаций, которыми французский язык обязан кругу рафинированных дам – prеcieuses – «драгоценных», ратовавших за чистоту языка, утонченность мыслей и тонкое субъективное восприятие действительности. Les prеcieuses предпочитали утонченность во всем, о чем мы узнаем из литературных произведений того времени. Одним из первых был роман Мадлен де Скюдери «Клелия» (1654 г.), где автор предлагает читателю совершить путешествие в аллегорическую страну любви. Ее «Карте страны нежности» суждено было стать выдающимся письменным свидетельством эпохи, которое будет растиражировано несчетное число раз.

Обратите внимание, как влюбленные, проходя через разные стадии любви, начиная с nouvelle amitiе — «нового знакомства», billet doux — «любовной записки» и petits soins – «ухаживания», то есть любовных писем и мелких знаков внимания, затем направляются в воображаемую страну Tendresse — «нежности», вокруг которой расположены такие поселения, как Obеissance — «повиновение», Bontе – «доброта» и Respect — «уважение». Влюбленные, если они хотят достичь цели, должны быть крайне осторожны, чтобы не попасть в болото Perfidie — «вероломства», Mеdisance — «злословия» и Mеchancetе – «злобы», не сбиться с пути и не отклониться к озеру Безразличия. Но дадим слово самой госпоже де Скюдери, лучшему проводнику по знаменитой Карте:

"Вы, должно быть, хорошо помните, сударыня, что Эрминий попросил Клелию научить его, каким путем следует идти из Новообретенной Дружбы к Нежности; итак, нужно начать с этого первого города, который находится внизу карты, а оттуда направиться в другие города. Чтобы вы лучше поняли намерения Клелии, я скажу так: вы увидите, что, по ее мнению, возыметь к кому-нибудь нежность можно по трем различным причинам: или вследствие великого уважения, или из благодарности, или повинуясь сердечной склонности; и это обстоятельство побудило ее поместить три города Нежности на трех реках, носящих три этих названия, а также провести три различные дороги, по которым можно туда прибыть. Известны ведь Кумы на Ионическом море и Кумы на Тирренском море; так и Клелия заставила людей говорить о Нежности-на-Склонности, Нежности-на-Уважении и Нежности-на-Благодарности. Но, резонно полагая, что нежность, порожденная склонностью, не нуждается ни в чем, дабы стать тем, что она есть, Клелия, как вы видите, сударыня, не поместила никакого селения вдоль берегов этой реки, течение которой столь быстро, что на пути от Новообретенной Дружбы к Нежности нет необходимости ни в каком временном пристанище на ее берегах.

Совсем иное дело путь к Нежности-на-Уважении: Клелия искусно расположила там столько селений, сколько имеется как мелких, так и важных вещей, способствующих возникновению нежности, основанной на уважении. В самом деле, вы видите, что из Новообретенной Дружбы попадаешь прямо в местность, которую она называет Блестящим Умом, так как именно здесь обычно таятся истоки уважения; затем вы видите ряд приятных селений: Прелестные Стихи, Любезное Послание, Галантное Послание, каковые являются самыми обычными действиями блестящего ума при зарождении дружбы. Затем, продвигаясь дальше по этой дороге, вы видите Искренность, Сердечность, Честность, Великодушие, Почтительность, Обязательность и, наконец, Доброту, которая находится совсем рядом с Нежностью: так Клелия дает знать, что не может быть истинного уважения там, где нет доброты, и что невозможно достичь Нежности на этом пути, не обладая столь драгоценным качеством.

Теперь, сударыня, вернемся, если вам угодно, к Новообретенной Дружбе и посмотрим, какой дорогой можно прийти оттуда к Нежности-на-Благодарности. Взгляните же: сначала от Новообретенной Дружбы путь ведет к Предупредительности; далее следует маленькое селение под названием Покорность; сразу за ним возникает другое, весьма приятное, которое зовется Услужливость. Оттуда, как вы видите, недалеко до Усердия; это означает, что недостаточно угождать в течение нескольких дней — надлежит постоянно проявлять внимание. Далее, как вы видите, нужно пройти еще через одно селение, именуемое Рвением, чтобы не поступать подобно некоторым невозмутимым людям: эти никогда не поторопятся, как их ни проси, и не способны выказать рвение, которое между тем награждается подчас величайшей признательностью. После этого путник переходит к Великим Услугам; а поскольку таковые совершаются немногими, это селение изображено меньшим, нежели прочие. Затем дорога ведет к Чувствительности: человек должен чувствовать даже самую малую боль, испытываемую теми, кого он любит. Углубляясь дальше в страну Нежности, нужно пройти через Душевное Расположение, ибо дружественное чувство притягивает ответную приязнь. Следующий пункт - Послушание: ведь оно, как, пожалуй, ничто другое, трогает сердце того, кому повинуются слепо. И наконец, чтобы достичь желанной цели, необходимо пройти через Постоянство-в-Дружбе - несомненно, самый надежный способ достичь Нежности-на-Благодарности.

Но так как, сударыня, нет таких дорог, идя по которым нельзя заплутать, Клелия показала, как вы можете видеть, что, если те, кто находятся в Новообретенной Дружбе, пойдут немного правее или немного левее, чем подобает, они в равной мере заблудятся: ибо если из пункта Блестящий Ум пойти в сторону Небрежности, которая на карте расположена совсем близко, и, упорствуя в своем заблуждении, направиться к Изменчивости Настроения, оттуда — к Душевной Вялости, потом к Непостоянству и, наконец, к Забвению, то вместо того, чтобы оказаться в Нежности-на-Уважении, прибудешь к озеру Равнодушия, которое вы также видите на карте; спокойные воды озера очень верно изображают душевное состояние, обозначаемое его названием.

С другой стороны, если, выйдя из Новообретенной Дружбы, забрать немного влево и пойти путем Нескромности, Коварства, Гордыни, Злословия или Озлобленности, то вместо Нежности-на-Благодарности окажешься в море Враждебности, где терпят крушение все корабли; его мятущиеся волны созвучны той яростной страсти, которую упомянула Клелия.

Начертив эти различные пути, она ясно сказала, что нужно обладать тысячью добрых качеств, чтобы вызвать в ней чувство нежной дружбы; те же, чьи свойства дурны, могут рассчитывать только на ее ненависть или равнодушие. Желая дать знать, что она никогда никого не любила и никогда в ее сердце не будет ничего, кроме нежности, благоразумная девица показала, что река Душевной Склонности впадает в море, называемое Опасным, ибо немалая опасность подстерегает женщину, перешедшую немного за границы дружбы; а за морем она изобразила то, что мы зовем Неведомой Землей, так как мы поистине не ведаем, что там находится, да и вряд ли кто-либо побывал дальше Геркулеса; и вот каким образом Клелия нашла возможность преподать, простой игрой своего ума, приятную мораль дружбы и дать понять в довольно своеобразной манере, что не любит и не может полюбить.

Мадлен де Скюдери, "Клелия"