Отправлено: 02.11.15 01:13. Заголовок: Незаметные герои истории - королевские камердинеры

Еще одна глава из книги Жака Леврона "Незивестный Версаль: за кулисами двора"

Глава III. ЖЕРОМ И ЛУИ БЛУЭНЫ, ГЛАВНЫЕ КАМЕРДИНЕРЫ ЛЮДОВИКА XIV

Эту пару трудно причислить к толпе анонимных обитателей Версаля. Сен-Симон часто поминал Луи Блуэна и явно не питал к нему особой нежности. Хорошо известно, что отец и сын пользовались доверием Людовика XIV и играли достаточно заметную роль в свите короля. Менее известно то, Жером Блуэн был одним из тех, кто активно, хоть и незаметно, участвовал в строительстве Версальского замка и устройстве парка, а Луи Блуэн в течение двадцати лет занимался благоустройством города Версаля. И тот, и другой заслуживают того, чтобы их вернули из забвения, в котором они пребывают.

Жером Блуэн хоть и имел скромное происхождение, но, вопреки утверждениям Сен-Симона, простолюдином не был. Он принадлежал к незнатному анжуйскому роду «дворян в рясе». Отец его владел поместьем Пен, в котором и родился сам Жером, предположительно в 1610 году. Один из его братьев служил во флоте и был офицером интендантской службы в Рошфоре, а одна из кузин Жерома вышла замуж за Бертрана Ожерона де Ля Буэра, губернатора островов Тортуга и Сан-Доминго и известного флибустьера.

Что же до самого Жерома, то он попал в Париж по приглашению друга семьи, Ноэля Эрбро, дворянина из свиты кардинала Ришелье, и был принят на службу к кардиналу в качестве аптекаря. О том, где он обучался аптекарскому искусству, истории не ведомо.

Ришелье весьма строго подходил к отбору своих слуг. Судя по всему, Блуэн ему понравился. В последней версии завещания Ришелье от 23 мая 1642 года кардинал оставляет Блуэну шесть тысяч ливров «в знак признательности за его службу». Больше того, он посоветовал Мазарини взять Блуэна к себе.

Мазарини последовал совету, и после смерти кардинала Блуэн исполнял те же обязанности при его преемнике. Но, будучи не чужд амбиций, он вовсе не желал довольствоваться скромной должностью аптекари и в апреле 1647 года получил должность интенданта флота в Понане. А через несколько недель Жером был назначен главным камердинером Филиппа Анжуйского, единственного брата короля. Он немедленно приступил к новым обязанностям и три недели спустя был удостоен чести принять участие в крещении своего нового хозяина. По традиции, над новорожденным младшим братом короля был проведен лишь обряд малого крещения. И лишь когда принцу исполнилось семь с половиной лет, в часовне Пале-Кардиналь, в присутствии Анны Австрийской, английской королевы, принца Уэльского и прочей знати епископ Мо, главный духовник короля, окрестил Его Высочество и нарек его Филиппом. И именно Жерому Блуэну было доверено развязать ленты, которыми был спереди и сзади зашнурован камзол мальчика, чтобы прелат мог провести обряд помазания елеем.

Пять лет спустя Мазарини, оценивший способности бывшего аптекаря Ришелье, решил слегка повысить его и перевел Блуэна в свиту самого Людовика XIV. Вот так Блуэн сделался одним из главных камердинеров Короля-Солнце. Ему даже не пришлось покупать эту должность. А в 1657 году король, «учитывая его верную и добрую службу в прошлом и будущем», оценил место Блуэна в 60 тысяч турских ливров – сумму весьма немаленькую. Что же до жалования, оно составляло 2800 ливров в год.

В 1661 году умирает Мазарини, и Людовик решает править самостоятельно. Одним из первых его распоряжений – показывающим, что он уже подумывал о превращении маленького «карточного домика» своего отца в великолепный замок – было назначение Блуэна на другой, столь же престижный пост: король сделал его «интендантом королевского замка, земель и поместья Версаль».

Думается, нет нужды лишний раз подчеркивать всю значимость этой должности. Жером отвечает за управление поместьем, заключает арендные договора, следит за сохранностью и ремонтом зданий и распоряжается средствами по приказу короля. Нелегкая ответственность! Возлагая ее на Блуэна, Людовик XIV не ошибся в выборе. Он знал, что отныне всегда будет в курсе всего, что происходит в Версале, том самом Версале, который надолго займет его мысли.

Эксклюзивной привилегией главного камердинера была возможность дважды в день оставаться наедине с монархом. Должность обязывала его ночевать в спальне короля на раскладушке, которую можно было быстро установить в изножье королевского ложа. Именно камердинер в назначенный час (половина восьмого) будил короля, успев перед этим убрать свою раскладушку, горевшие до утра ночники и приготовленную на ночь еду (к которой Людовик XIV никогда не притрагивался). Перед началом «малого приема» камердинер успевал обменяться с королем парой слов.

Главному камердинеру был доверен ключ от сундуков со сменным бельем короля. Ему подчинялась вся прислуга королевской опочивальни и лакеи, дежурившие у дверей. Вечером, когда король отходил ко сну, именно главный камердинер подавал ему реликвии, которые Его Величество надевал на ночь. А когда все придворные покидали опочивальню, Людовик мог спокойно поболтать со своим слугой. В эти минуты Блуэн отчитывался перед ним о выполнении личных поручений, получал тайные указания и пересказывал придворные сплетни.

Последний пункт приобрел особую важность при Луи Блуэне, поскольку отец его довольствовался ролью пунктуального слуги, умеющего держать язык за зубами, и активно исполнял свои обязанности интенданта. Так, узнав, что один из садовников ленив и неумел, он велел немедленно его уволить и потребовал от одного из своих подчиненных «определить ущерб, который мог нанести сей дурной слуга», дабы устранить его в кратчайшие сроки. Людовик XIV одобрил это решение и подписал соответствующий приказ.

Двадцать пятого марта 1662 года Людовик XIV наделил Блуэна полномочиями приобретать или обменивать от своего имени все земли, необходимые для расширения версальского парка. После ареста Фуке в сентябре 1661 года король пожелал превратить Версаль в подобие Во, мечтая о волшебном замке, в котором он смог бы тайно предаваться любви с мадемуазель Лавальер. Его дворец должен был стать самым величественным, самым прекрасным.

«Поскольку мы приняли решение создать в Версале новый и весьма обширный парк и… для этого необходимо приобрести земли, отвечающие нашим замыслам… настоящим мы повелеваем и поручаем нашему верному другу и преданному слуге Жерому Блуэну, члену Государственного совета, генеральному комиссару флота и нашему главному камердинеру… приобрести путем покупки или обмена поместья и угодья любого вида, находящиеся в границах вышеназванного нового парка, по договорной цене либо по цене, определяемой оценщиком… и подтверждаем настоящим все, что будет им для этого сделано… ибо такова наша воля.
ЛЮДОВИК»

Какое доверие к простому слуге! Но Жером Блуэн, занимавшийся и посадками, и обустройством замка, полностью его заслуживал. Государственным секретарем, контролировавшим расходы, был Кольбер, и Блуэн исправно отчитывался перед ним о проделанной работе:

«Сегодня утром, по Вашей просьбе, я побывал у господина Лефуэна. Садовники Малого парка и Оранжереи подписали контракты на уход за цветами, деревьями и аллеями. Огородник подписал контракт без указания суммы, утверждая, что не сможет выполнять порученную ему работу и обеспечить требуемые результаты за 1200 ливров… Замок полностью готов и обставлен, за исключением двух комнат, в которых хранятся доспехи и оружие, требующие починки. Я говорил Вам о стенных панелях, которые еще не установлены должным образом и не покрашены. Прошу Вас распорядиться, чтобы этим занялись немедленно…

«В Большой парк через сточную решетку проникают куницы и ласки, способные нанести большой ущерб, поскольку они пробираются до самого Зверинца. Думаю, Вам следует распорядиться укрепить поверх железной решетки сетку из латунной проволоки так, чтобы ее можно было поднимать для очистки водостоков. Это обойдется совсем недорого.

«Прошу простить меня за столь долгое описание всех этих мелочей».

По приведенному письму можно судить о манере, одновременно почтительной и дружеской, с которой главный камердинер короля обращался к могущественному министру. Эти двое не тратили время на пустые вежливости. Они с равным усердием трудились над украшением дворца, так полюбившегося Людовику XIV.

Не исключено, что Блуэн мог бы играть все более важную роль в строительстве дворца, если бы его карьера внезапно не оборвалась в результате непредвиденной случайности. Процитированное нами письмо было написано 8 июня 1664 года, а одиннадцать месяцев спустя, в мае 1665 года Жером Блуэн сломал шею – его карета перевернулась на крутом спуске по пути из Сен-Жермена в Версаль. Блуэн, которому едва исполнилось пятьдесят пять, скончался на месте.

***

От брака с Мари Сенешаль, дочерью Франсуа Сенешаля, главного камердинера герцога Орлеанского, у Жерома Блуэна было четверо детей: две дочери и два сына.

Обе дочери нашли себе прекрасные партии: младшая вышла замуж за маркиза д’Эстрада, полковника кавалерии и пожизненного мэра Бордо. Старший сын, Пьер-Арман, стал священнослужителем и числился аббатом целого ряда монастырей, проживая при этом в Париже.

Что же до младшего сына, Луи, то он родился 20 апреля 1660 года и был окрещен двумя днями позже в часовне Лувра. Крестным отцом младенца стал сам Людовик XIV, крестной матерью – королева-мать Анна Австрийская.

Мальчику было всего пять лет, когда умер его отец.  Король, желая дать семье Блуэн доказательство своей благодарности, обещал оставить за Луи место главного камердинера, а должность интенданта Версаля передал другому камердинеру, Александру Бонтану.

Луи Блуэн занял свое место при Людовике XIV в 1678 году и сохранил его до самой смерти Короля-Солнце. В 1701 году, после смерти добряка Бонтана, король передал сыну Жерома Блуэна должность интенданта Версаля, которая последние двадцать лет именовалась куда более помпезно: губернатор Версаля и Версальского дворца. При этом под управление Луи Блуэна был передан и дворец Марли.

Сен-Симон оставил блестящий портрет Луи Блуэна. Процитируем лишь наиболее важные пассажи:

«Лучшим из главных камердинеров короля был Блуэн, пользовавшийся неограниченным доверием монарха – самый бойкий, самый смелый, самый осмотрительный и самый умный и воспитанный из всех, вращавшийся в самом избранном обществе… Помимо обязанностей главного камердинера, он имел возможность ежедневно видеться с королем и занимать его бесконечными подробностями, касающимися Версаля и Марли, управляющим которыми он являлся… Он приезжал в Фонтенбло, жил в замке и, как и везде, имел в своем подчинении всех камердинеров короля, всю дворцовую прислугу и своих ужасных швейцарцев, шпионов и доносчиков…

«Кроме того, ему доверялись секретные депеши и устройство тайных встреч. Он царил в узком кругу сотрапезников – знатных сеньоров или, напротив, людей, выпрашивавших у него титулы. Блуэн всегда был крайне опасен, мог невзлюбить человека без всяких причин и крайне навредить ему.»

Несправедливый портрет, в котором чувствуется презрение герцога к человеку, пользовавшемуся безграничным доверием монарха, несмотря на «абсолютно незнатное происхождение». Этот факт наполнял яростью сердце Сен-Симона и толкал его на необъективные суждения. На самом деле, Блуэн вовсе не был тщеславен и довольствовался скромным титулом конюшего, присвоенным ему при рождении. Он никогда не пытался получить один из королевских орденов, за которыми так гонялась знать… и которые так щедро раздавались Людовиком XIV.

При этом у Блуэна было бесценное преимущество перед другими придворными: в то время, как они прилагали все усилия к тому, чтобы исполнить свое заветное желание – быть замеченными королем, Луи Блуэн мог преспокойно беседовать с ним по утрам и вечерам. Он пересказывал Людовику все слухи и сплетни, добросовестно собранные швейцарцами, и отчитывался в исполнении секретных поручений. К тому же, это он устраивал тайные аудиенции и впускал посетителей через потайную дверь.

Блуэн действительно имел собственную полицию во дворце. Сен-Симон (опять он!) нарисовал весьма живописный портрет печально известных «швейцарцев Блуэна»:

«Им было поручено с вечера до утра обходить все лестницы, коридоры и секретные переходы, а в хорошую погоду – дворы и сады, патрулировать, прятаться, следить из укрытия, замечать людей и следить за ними, отмечать, когда и куда они входят и выходят, и сообщать обо всем увиденном».

Эта шпионская сеть во главе с Блуэном беспокоила придворных. Она немало способствовала ореолу таинственности, окружавшему главного камердинера короля и чрезвычайно раздражавшему наиболее могущественных царедворцев.

Кроме того, Блуэн имел доступ к мадам де Ментенон. Каждое утро он отправлялся в покои маркизы и информировал ее о здоровье короля, будучи доверенным лицом обоих.

Хотя Блуэн никогда не добивался никаких почестей, от пенсий он не отказывался, и они сыпались на него как из рога изобилия: в 1689 году Людовик XIV пожаловал ему 10 000 экю серебром в знак того, что он «чрезвычайно доволен его поведением». В 1690 году Блуэн получил место (исключительно почетное) «герольда королевских орденов» стоимостью 40 000 ливров. В том же году ему была пожалована пенсия в размере 10 000 экю. Семья Блуэна также пользовалась монаршими милостями: брат Луи, аббат Пьер Блуэн, получил аббатство в Обазине (епископство Лиможское), а его кузен Франсуа – аббатство в Сен-Венсен-дю-Бур (епископство Бордо).

В должности губернатора Версаля Луи Блуэн показал себя великолепным администратором, несмотря на неблагоприятные обстоятельства. Война с Испанией разоряла страну. Располагая скромными средствами, Блуэн весьма разумно управлял обоими дворцами и городом. Людовик XIV первым признал его достоинства. Однажды он сказал Дюмону, назначенному губернатором Медона:

«Лучший совет, который я могу Вам дать – постарайтесь делать в Медоне то, что Блуэн делает в Версале».

В 1706 году, возвращаясь с охоты, король признался Данжо:

«Меня восхищает порядок, который Блуэн навел в моем Малом парке. Я имею в виду и изобилие дичи, и ухоженность, и даже расходы, поскольку теперь парк обходится мне намного дешевле, чем прежде…»

Людовик принимал Блуэна в своем кабинете по несколько раз в неделю, анализируя вместе с ним расходы на содержание Версаля и Марли. Нередко эти аудиенции затягивались допоздна.

В 1713 году новые милости короля еще более увеличили доходы главного камердинера. Он получил в управление королевский конный завод в Нормандии, под Кутансом, а вскоре после этого был назначен губернатором этого города. Эта должность, бывшая обычной синекурой, принесла ему 12 000 ливров в год.

Все эти милости вовсе не кружили голову Луи Блуэну. Главным его достоинством было умение всегда знать свое место. Ему нередко приходилось писать письма от имени короля, и он прекрасно умел избегать в своих письмах подобострастного тона. Вот, к примеру, записка, написанная им в 1703 году Ашилю де Арлэ, первому президенту Парижского парламента:
«Милостивый государь!
Его Величество повелел мне переслать Вам книгу о медалях и узнать, понравилась ли она Вам. Смею заверить Вас, что все поручения короля, касающиеся Вас, исполняются мной с особым удовольствием, и остаюсь Вашим покорнейшим слугой».

Но временя от времени Блуэну доводилось передавать куда более щекотливые послания. Так, в 1709 году именно ему было поручено известить герцога Вандомского о том, что король находит его дальнейшее присутствие в Марли нежелательным. В том же году Луи Блуэн выдворил из Версаля Шамийяра после того, как тот узнал о королевской немилости из уст самого Людовика XIV. Благодаря своей сдержанности и тактичности, Блуэну удалось смягчить министру горечь отставки и скрыть его опалу от двора, позволив Шамийяру покинуть дворец «с черного хода».

Стоит ли удивляться, что подобная широта натуры принесла главному камердинеру короля дружбу стольких людей? Сен-Симону пришлось признать, что герцог Орлеанский (будущий регент), а также герцоги де Ля Рош-Гийон и Виллеруа были близко дружны с Блуэном и «ужинали в его обществе чуть ли не каждый вечер». Герцог тут же добавляет, что Виллеруа делил с камердинером «застолья и развлечения», но тут господин мемуарист впадает в явный грех преувеличения. Блуэн был слишком занят исполнением своих обязанностей, чтобы часто ужинать в компании столь знатных господ. Он часто принимал их и охотно исполнял все их желания, но избегал при этом всякой фамильярности.

Разумеется, в Версале у Луи Блуэна имелись собственные апартаменты. Они находились в северном крыле и включали две комнаты, кабинет, гардеробную и несколько комнат по другую сторону небольшой галереи, в которых Блуэн мог размещать нежданных гостей: так, в 1710 году Блуэн поселил у себя герцога Вандомского, прибывшего в Версаль без предупреждения и обнаружившего, что его покои заняты госпожой де Монбазон.

Когда Блуэну удавалось вырваться на свободу, он отдыхал в своем поместье Вердюрон в Марли, приобретенном в 1684 году. Это небольшое поместье площадью в девять с половиной арпанов (около пяти гектаров) располагалось на холмах Марли недалеко от одного из въездов в парк. Вместо старого помещичьего дома Блуэн выстроил прекрасный загородный особняк, обрамленный двумя флигелями. Строительство особняка было поручено Мансару – лучшего архитектора трудно было бы отыскать. К курдоннеру примыкал великолепный парк во французском стиле, украшенный террасами, лужайками и аллеями, прорезавшими парк по диагонали. В парке имелись питомники, садки для рыб и, согласно тогдашней моде, зеленая беседка, предназначавшаяся для угощений на свежем воздухе.

В этом поместье Блуэн в летнее время принимал своих друзей – художников и писателей. Роль хозяйки исполняла очаровательная молодая красавица – Катрин Миньяр, прекрасная возлюбленная королевского камердинера.

О да, в жизни этого человека, существовавшего в тени Людовика XIV и пользовавшегося уважением как короля, так и госпожи де Ментенон, была так и не разгаданная никем тайна. Одно можно сказать с уверенностью: Катрин, которая была на четыре года старше своего любовника, состояла с ним в почти официальной связи, которая никого не шокировала. В Версале она занимала апартаменты по соседству с Блуэном, в Вердюроне всегда была рядом с ним. Более того, им даже доводилось держать над купелью новорожденных в качестве крестных отца и матери.

Возникает вопрос: почему они не вступили в брак? Быть может, Катрин желала сохранить свою свободу? А может, Миньяр, главный живописец короля, рассчитывал на более выгодную или блестящую партию для своей дочери? Не исключено, ведь он нежно любил Катрин, которая нередко служила ему моделью для картин. Однако к тому времени, когда в 1696 году сорокалетняя Катрин, наконец, вышла замуж за графа де Фёкьера, ее отец уже давно умер.

Брак Катрин наделал немало шума, отголосок которого можно услышать у Сен-Симона:

«Брат де Фёкьера, от которого всегда было мало толку, заключил весьма странный брак по любви с дочерью знаменитого Миньяра, лучшего живописца нашего времени. Она все еще была так хороша, что Блуэн, в течение многих лет бывший ее любовником на глазах у всего света, убедил короля подписать ее брачный контракт».

Данжо же ограничивается следующим замечанием:

«Многие не одобряли этот брак…»

Следует отметить, что Блуэн всегда проявлял неслыханную щедрость в отношении Катрин. В 1688 году он подарил ей 100 тысяч ливров «в знак дружбы, которую он питает к указанной девице, и уважения к ее добродетелям и достоинствам», а через год выписал еще три бланковых векселя, которые, впрочем, потребовал назад, когда Катрин вышла замуж. Боялся ли он скомпрометировать свою подругу или опасался, что векселями может воспользоваться ее супруг?

Но самое удивительное заключается в том, что любовники продолжали встречаться и после замужества Катрин. Двадцать лет спустя, в 1717 году, они вместе приобретают за 20 тысяч ливров участок земли на въезде в предместье Сент-Оноре. На этом участке любовники построили великолепный особняк, планы которого сохранились до наших дней, и обставили его с исключительной роскошью. В доме имелся полный штат прислуги (одиннадцать человек!), экипаж (в соседней конюшне) и богатейший винный погреб. Едва закончив строительство особняка, графиня де Фёкьер и Луи Блуэн оформили дарственные на свои доли участия в пользу того из них, кто переживет другого, «в качестве доказательства взаимного уважения и дружбы…»

Уважение и дружба? В 1717 году Катрин исполнился шестьдесят один год, а Блуэну – пятьдесят семь. Отказались ли они к тому времени от плотских утех? Трудно сказать. Во всяком случае, граф де Фёкьер не особенно мешал и не препятствовал ни покупке участка, ни оформлению двойной дарственной.

В 1717 году Луи Блуэн уже не был главным камердинером короля. Он оставался верным слугой до самого конца царствования Людовика, который так его ценил и уважал. Блуэн был рядом с королем в его последние минуты. Он первым заметил ухудшение здоровья монарха и уведомил об этом Фагона, однако его слова не поколебали безмятежного оптимизма королевского медика. Более того, Блуэн осмелился предупредить госпожу де Ментенон, однако та безоговорочно доверяла Фагону и не стала слушать камердинера, посчитав его мнительным глупцом. Блуэн поостерегся настаивать, однако дальнейшие события подтвердили его правоту.

О последних днях Людовика XIV написано немало (спасибо Сен-Симону). Мемуарист признавал, что камердинер короля проявил редкостную преданность, практически в одиночку дежуря в спальне, пропитавшейся тошнотворным запахом гангрены.

Король скончался в четверть девятого утра 1 сентября 1715 года, а на следующий день Луи Блуэн оставил место главного камердинера, продав его Башелье за 55 тысяч ливров. Блуэн мог сохранить должность за собой, поскольку всегда поддерживал прекрасные отношения с герцогом Орлеанским, но своей отставкой он хотел показать, что не готов служить никому, кроме своего господина, доверявшего ему в течение тридцати семи лет.

Место губернатора Версаля и Марли осталось за Блуэном, и эти обязанности он исполнял вплоть до своей смерти.

Луи Блуэн никогда не отличался хорошим здоровьем и периодически страдал приступами лихорадки, зачастую тяжелыми и сопровождавшимися головной болью, которые Фагон, как правило, лечил кровопусканиями, отворяя ножную вену. Блуэн также страдал тонзиллитом – весьма распространенным недугом в Версальском дворце, где придворным постоянно приходилось переходить из жарко натопленных покоев в нетопленные галереи. К тому же, чрезмерная любовь к хорошей еде (и не только еде… ) закончилась для него подагрой, поэтому он неоднократно посещал минеральные воды в Форже, которые считались верным средством исцелиться от этой болезни или облегчить ее симптомы.

Все эти неудобства не мешали Блуэну исполнять обязанности губернатора с истинным рвением. Надо признать, что он никогда не забывал о своем долге. Многие документы, касающиеся Версаля, начинаются словами: «По повелению короля и господина Блуэна…» Он с одинаковым вниманием следит за назначением школьных учителей и мощением улиц, выбором церковных старост и освещением города. Когда отъезд двора повергает экономику города в бедственное положение, Блуэн оказывается в числе тех, чьи мудрые начинания помогают спасти покинутый город.

Блуэн включает фонтаны в версальском парке для привлечения посетителей и принимает именитых гостей, желающих увидеть дворец Короля-Солнце, включая Петра I, который побывал в Версале в 1717 году и ночевал в покоях госпожи де Ментенон. Поскольку царь, согласно заведенному обычаю, скрупулезно соблюдавшемуся посещающими Париж иностранными монархами, привез с собой девиц легкого поведения, Блуэн был глубоко шокирован подобным поведением, которое он счел оскорбительным. «Ни царь, ни его свита не привыкли сдерживать себя в чем бы то ни было», - отмечает Сен-Симон, рассказывая этот анекдот.

Версаль обязан Луи Блуэну своим рынком в квартале Нотр-Дам, который до него представлял собой клоаку, окружавшую деревянные бараки, а также зданием суда, прослужившим до середины прошлого века и больницей, построенной на месте богадельни, основанной Людовиком XIV, которая уже не отвечала нуждам города. Кроме того, Блуэн обеспечил охрану города, создав полицейскую службу. Он был благодетелем бедняков и нищих, но не знал жалости к ворам и бродягам.

В суровую зиму 1709 года он приказал жечь костры на перекрестках главных улиц и организовал раздачу хлеба страждущим.

Эти меры стали его последней инициативой. Блуэн заметно постарел, все его друзья, пережившие эпоху Людовика XIV, постепенно уходили из жизни. Восьмого мая 1729 года, находясь в своем имении Вердюрон, он составил завещание, в котором настаивал на скромных похоронах, щедро наградил всех слуг и назначил единственной наследницей свою племянницу, госпожу д’Эрбиньи. Имя Катрин Миньяр в документе не упоминалось.

Луи Блуэн скончался 11 ноября 1729 года в своих апартаментах в Версальском дворце. За несколько недель до смерти он имел счастье отпраздновать рождение дофина – Мария Лещинская разрешилась от бремени 4 сентября, в половине четвертого утра. Отпевание бывшего главного камердинера Короля-Солнце состоялось 12 ноября в соборе Нотр-Дам в присутствии его семьи и всех магистратов суда. Луи Блуэна похоронили в старинной церкви св. Юлиана по соседству с собором, рядом с Лабрюйером и Ла Кантини, создателем Королевского огорода. Церковь эта до наших дней не сохранилась.

Катрин Миньяр-Фёкьер выкупила имение Вердюрон у наследников Блуэна и, в свою очередь, написала собственное завещание в 1736 году. Будучи менее забывчивой, чем ее былой возлюбленный, она оставила значительную сумму ряду церковных общин на молитвы и мессу за упокой души ее родителей, мужа и «покойного господина Блуэна». Год спустя она заказала Жану-Батисту Лемуану надгробный памятник для могилы отца в церкви якобинцев, рядом с которым завещала себя похоронить. Памятник изображал саму Катрин на коленях с молитвенно сложенными руками. После множества злоключений и трансформаций – в XIX веке статуя Катрин была переименована в Марию Магдалину – памятник обрел место в церкви св. Роха под бюстом Пьера Миньяра.

После смерти Луи Блуэна должность губернатора Версаля перешла к семейству Ноайлей, которые сохранили ее вплоть до Великой французской революции.

(с) Jacques Levron
Les inconnus de Versailles: Les coulisses de la Cour

Увы, сеть абсолютно не щедра на портреты королевских камердинеров. Куда проще отыскать в ней лики королевских камергеров. Но если верить другому историку, Матье да ля Винья, поместившему на обложке своей книги "Камердинеры Людовика XIV" фрагмент картины Франсуа Маро "Первая церемония награждения кавалеров ордена св. Людовика 8 мая 1693 года в Версале", один из изображенных на картине "людей в синем" вполне может быть первым камердинером короля, судя по цветам его кафтана. Что мешает нам предположить, что сей счастливчик, попавший в число кавалеров одрена и прочих приглашенных лиц, тот самый Луи Блуэн, в обязанности которого входило постоянное присутствие в покоях короля? Да ничего. Предположим же! ))

А вот про эту даму можно с уверенностью сказать: да, перед нами Катрин Миньяр, дочь художника Пьера Миньяра, много лет делившая стол, кров и постель с месье Луи Блуэном. И в самом деле, мадемуазель Миньяр очень даже хороша, и не удивительно, что отец ее так любил писать портреты своей красавицы-дочери.

Ну и под занавес чуточку занавеса: основное рабочее место королевских камердинеров - парадная опочивальня Короля-Солнце в Версале. Именно здесь имели место знаменитые церемонии "леве" и "куше", участие в которых было главной мечтой тогдашнего придворного. Именно здесь с одной из портьер королевского балдахина была срезана золотая бахрома, дабы досадить любимому камердинеру короля Александру Бонтану. К счастью, с Блуэном никто таких шуточек не играл. ))

Такой увидел королевскую опочивальню художник Виктор Навле.

А такой ее сегодня видят посетители Версальского дворца.