Титул! Сон и мечта каждого придворного! Хоть на ступеньку обогнать другого, хоть на ступеньку приблизиться к идолищу, восседающему наверху. Даже если этот трон и не золотой, а просто предмет обихода с дыркой посередине, служащий самым будничным целям. Уже во времена французского короля Франциска I1 в придворной табели о рангах фигурировала должность стулоносильщика (Port chaise d'affaires). Ее обладатели исполняли свои обязанности при полной парадной форме и шпаге. Этот так называемый Chaise регсеe (дырявый стул) заслуживал особого почтения, потому что выделывался с подобающей роскошью. У Екатерины Медичи (жены Генриха II - прим. ред.) их имелось два: один был обтянут голубым, а другой красным бархатом. После смерти мужа она заказала еще и третий, повелев в знак траура обтянуть его в черное. Работы вокруг  стула относились к разряду наиболее завидных придворных услуг, потому что по случаю наиболее благоприятного результата Его Величество не скупился на милости. Часто это зрелище происходило при большом стечении зрителей. Людовик XIV ограничил его публичность. Руководствуясь верным чувством, он рассудил, что подобное интимное действо не годится для большой публики. Употребляя сей будничный трон, на эти пол- или три четверти часа он не терпел вокруг себя никого, кроме принцев крови и герцогинь, мадам Ментенон, министров и главных вельмож.

    Вопросы старшинства по рангу, подразумевающие подчас тончайшие различия,
выдвинули необходимость введения самими царствующими особами табели о
рангах.
<...>

    На верхних ступеньках пирамиды располагались принцы крови, прочие герцоги и пэры. Пэры по древнему праву были высшими дворянами Франции и вместе с тем членами парижского парламента и государственного совета. Этой высшей группе по рангу принадлежали почести и привилегии. За ними поодаль следовало по порядку прочее дворянство.

    Надо заметить, что одно дело титул, и совсем другое власть. Кто-то мог быть всемогущим министром, военачальником-победоносцем, губернатором  в колониях, а при дворе его ранг был меньше, чем у иного юного герцога с пушком над губой. Маршалы Франции в военном лагере выходили вперед герцогов и пэров, но при дворе их вес обесценивался, а женам их не полагался столь завидный и страстно желаемый tabouret.

    "Божественный табурет!" - восклицал поклонник мадам Севинье в одном из писем. Простой предмет мебели без подлокотников и спинки, скорее что-то вроде складной скамеечки, но никак не стул. И все же, несмотря на свою незначительность, он играл очень важную роль при французском дворе.

    В присутствии короля или королевы все придворные оставались стоять. Из дам могли сидеть только герцогини, и то не в креслах, а на пресловутых табуретах. Однако дамы, вынужденные к горькому стоянию, могли утешиться табуретом, но в отсутствии королевской четы. Придворный этикет тщательно расшифровывал возможности подобных случаев и сводил их в систему правил. В правовой жизни право табурета складывалось по образцу принципиальных решений верховного суда.

    Итак:
    Дети короля в присутствии своих отца или матери сидели на табурете, впрочем им тоже полагалось кресло. Королевские внуки  в  присутствии королевских детей могли претендовать только на табурет, тем не менее во всех других случаях им тоже подставляли кресло. Принцессы крови перед королевской четой и королевскими детьми скромно присаживались на табурет, однако в присутствии королевских внуков им полагалась нововведенная льгота: они получали стул со спинкой, но без подлокотников. И все-таки они тоже не были совсем уж отлучены от кресельной славы, правда, только в том случае, если восседали в кругу дам ниже их по рангу.

    На этом череда правовых вопросов еще не кончалась. Надо было позаботиться и о рассаживании вельмож высокого ранга. Кардиналы оставались стоять перед королем, перед королевой же и перед королевскими детьми садились на табурет, перед принцами и принцессами крови уже могли предъявлять право на кресло. Иностранные герцоги и испанские гранды  перед  королевской  четой  и королевскими детьми стояли, перед королевскими внуками сидели на табурете, перед принцами и принцессами крови - в кресле.

    Право табурета - это лишь малая толика из набора утонченных привилегий высшего дворянства. Не о главной роли шла здесь речь, а об яствах, особую пикантность которым придавало то, что правом этим пользовались при всем честном народе.

    На придворных приемах дамы низшего ранга целовали подол платья королевы. К целованию были обязаны и герцогини, и супруги пэров; их привилегия сказывалась в том, что они могли целовать платье чуть-чуть повыше.

    Длину шлейфа дамского платья придворный закон по словам Сен-Симона определял так:
    Королевы - 11 аршин,
    Королевен - 9 аршин,
    Королевских внучек - 7 аршин,
    Принцесс крови - 5 аршин,
    Прочих герцогинь - 3 аршина.

    И тремя аршинами можно было бы подмести достаточно мусора, поскольку один парижский аршин равнялся 1,19 метра.

    Придворные дамы пили из рюмок. Привилегию герцогинь составляло то, что под их бокал клали стеклянную подставку. Случилось однажды, что на время поездки принцессы крови Валуа фрейлиной к ней приставили мадам Виллар, носившую герцогский титул по мужу. Значит, им обеим полагалась подставочка. Но уже во время первого обеда меж ними вспыхнула усобица. Мадемуазель Валуа требовала, чтобы другой не давали подставочки, поскольку если и той дадут, что будет отличать ее собственный более высокий титул? Однако мадам Виллар заявила, что ей, как герцогине, полагается подставка. На этом "подставном" вопросе они рассорились окончательно. Восстановить справедливость было невозможно, потому что праву стеклянной подставки еще не хватало надлежащих прецедентов. Поэтому они по-своему разрешили вопрос: на протяжении всего пути ни одна из них за обедом и ужином не пила ни капли. Они предпочли лучше томиться жаждой, чем поступиться своими привилегиями.

    Minima поп ourat preator - говорит латинская пословица; на венгерский ее можно переложить вроде того: на малое не смотрим. В Версале однако ж глядели на всякий клочок.

    У герцогинь была привилегия набрасывать на карету алое покрывало. Королевских детей и внуков все ж как-то надо было отличать, поэтому их привилегия дошла до того, что покрывало на их каретах стали прибивать гвоздями. Из-за этого однажды вышла серьезная перепалка, потому что принц крови Конде потребовал, чтобы принцессам крови тоже дали право прибивать свои покрывала. Придворные интриганы осудили его требования, на что он, осерчав, велел сорвать алое покрывало с кареты своей жены и всеобщего устрашения ради въезжал во дворец без оной.

    Во дворец - это тоже было очень важно, потому что дворяне ниже герцогского достоинства не могли пересекать внутренний двор в каретах, им следовало остановиться у ворот, выйти из кареты и пешком добираться до входа.

    Если король навещал какой-нибудь провинциальный замок, двор толпой следовал за ним. В замке каждому выделяли комнату; пажи, одетые в голубое платье, писали на дверях мелом имя соответствующего лица: мсье X или мадам Y. Но даже эта простая операция не обходилась без конфликтов. Чертик титулованного старшинства хихикал по коридорам Марли и Фонтенбло. Дамы и господа исключительно высокого ранга получали - к их великой радости - еще и предлог pour.

    Четыре буковки мелом в слове pour означали золотой блеск высшего дворянского достоинства. Ведь паж малевал их перед именами принцев крови, кардиналов и иностранных особ княжеского рода. Итак, надпись гласила: "Pour monsier X" (т. е. для господина X). Это замысловатое тончайшее различие было символом чего-то такого, как если бы сам король приветствовал бы своего гостя в сенях.

    Иностранные послы видели великую обиду в том, что были принуждены пуританствовать без pour на дверях. Но все их усилия оставались бесплодными, выцарапать у упрямого короля эти четыре буковки мелом им не удавалось. Тем большую сенсацию вызвал случай, когда некая герцогиня дез Урсен добыла таки себе pour. Этой даме удалось доказать, что она кровь от крови иностранной княжеской семьи, после чего перед ее дверью явился паж в голубой одежде и намалевал этот самый pour.

    "Вся Франция, - с воодушевлением писала она мужу, -хлынула ко мне с добрыми пожеланиями по случаю страстно желаемого pour-а. Меня окружили подобающими почестями. Дело вызвало большой шум в Париже".

  С еще большей силой, прямо гейзером забила сенсация, когда оба сына Людовика XIV от мадам де Монтеспан прошли посредине через весь зал заседаний в парижском парламенте. Да, через весь зал и именно по его середине!

    В связи с этим надо знать следующее. Двух внебрачных детей от мадам де Монтеспан Людовик любил больше своего законного наследника. Он осыпал их титулами и должностями. Один из них, герцог Мэн, уже в четыре года стал полковником, а в возрасте двенадцати лет отец возвел его на должность префекта Лангедока. Второй из них, граф Тулузы, получил место префекта только в одиннадцать лет, с другой стороны, по случаю достижения им пятнадцатилетнего возраста отец присвоил ему звание адмирала Франции. Они сделали хорошую карьеру, но по знатности дальше не пошли. Законнорожденные принцы опережали их. Тут надо было помочь. Королевским указом от 29 июля 1714 года  участие  обоих  мальчиков  в  парижском  парламенте  было отрегулировано, они возводились в ранг принцев крови.

    При монархии парламент выполнял функции и верховного суда. Его членами были пэры, герцоги и принцы крови. Последним полагались существенные привилегии. При оглашении списка имен членов парламента председатель не называл их имен, а только останавливался на них взглядом. Обращаясь к ним, снимал шапочку. По прибытии и уходе их сопровождали два швейцара. Это еще ничего. Главная привилегия сказывалась в том, как они занимали свои места. Пэры и простые герцоги не могли пересекать зала заседаний посередине, чтобы попасть на свое место - им приходилось пользоваться боковыми проходами вдоль стен. Ходить через весь зал по его середине могли только председатель и принцы крови. Вот почему французский мыслитель граф Клод Сен-Симон подробно описал тот памятный день, когда оба молодых человека, опьяненные такой  честью, пересекли зал посередине.
<...>