В.Р. Новоселов

Дуэльный кодекс: теория и практика дуэли во Франции XVI века
               

Одиссей. Человек в истории. 2001. М., 2001, с. 216-233

I. Часть первая.

     Дуэль относится к разряду популярных исторических сюжетов, привлекающих внимание не только историков-профессионалов, но и широкого круга публики, знакомого с темой дуэли в первую очередь по историческим романам и кинофильмам, которые и формируют определенный стереотип ее восприятия. Можно утверждать, что в современном массовом сознании дуэль прочно ассоциируется с такими понятиями, как благородство, дворянство, честь и справедливость. Дуэль воспринимается как своего рода ритуал, принятый в дворянской и офицерской среде, "честная игра", где равные возможности противников и принцип взаимоуважения заложены в сами правила поединков - дуэльный кодекс. Такое представление о дуэли во многом обязано той модели поединка, которая сложилась в Европе к концу XIX в., когда результатом дуэли все реже становился серьезный физический ущерб, причиняемый участниками друг другу. Сатисфакция подразумевает само обращение к дуэли, а не кровопролитие.

    Однако дуэль, как любое историческое явление, за свою более чем четырехвековую историю претерпевала существенные изменения, дуэльные правила трансформировались в зависимости от времени и региона. Поэтому в правилах и практике дуэлей можно найти черты, характеризующие конкретную историческую эпоху и страну, выявляющие модель мировоззрения той группы населения, которая имела непосредственное отношение к участию в поединках. В первую очередь речь идет о дворянстве и военных (прежде всего офицерском корпусе), поскольку именно среди этих социальных групп дуэль всегда была наиболее распространенной, а ее традиция наиболее устойчивой.

            Временем и регионом, где дуэль получила наиболее массовый характер и достигла пика своего развития является Франция рубежа ХVI-ХVП вв.

          В исторической литературе хорошо известна следующая цифра: за неполных 20 лет правления Генриха IV на поединках по разным подсчетам погибло от 6 до 10 тыс. дворян, было роздано более 7 тыс. королевских прощений дуэлянтам. По свидетельству Франсуа де Ла Ну, в его время от дуэлей во Франции ежегодно гибнет больше дворян и солдат, чем их погибло бы в случае большого сражения 1. Этот феномен "дуэльной лихорадки", поразившей французское дворянство во второй половине XVI — первой половине XVII в., современные исследователи западноевропейского дворянства справедливо связывают с комплексом кризисных явлений, охвативших общество той эпохи. Такие исследователи французского дворянства, как А. Жуанна, Ф. Биллакуа, трактуют дуэль как форму реакции дворянства на происходящие в обществе изменения, как протест против усиления роли государства и возвышения групп элит,

217
связанных с развитием и усложнением функций государственного административно-бюрократического аппарата 2. В обстановке размывания сословных границ и смены ценностных ориентиров общества функция дуэли, ее значение для дворянства - это способ самоутверждения и защиты своего статуса и публичной репутации, метод сведения счетов, средство обратить на себя внимание, в частности знатных особ из карьерных соображений, вид спорта, игра и мода, популярный в среде дворянской молодежи стиль жизни и поведения. В дуэли реализовалась своего рода частная война, заменяя судебный поединок, хотя и на дуэль и на судебный поединок монархией фактически был наложен запрет. В дуэли можно усмотреть и вызов общественным представлениям о морали, и ценностям христианской этики, поскольку дворянская честь ставилась выше не только законов государства, но и заповедей Христовых. А еще дуэль — это вызов новой возвышавшейся элите — людям мантии и их моральным ценностям; вызов самим основам государства, поскольку она ставила под сомнение авторитет монархии и правомочность ее правосудия вторгаться в вопросы чести, являющиеся внутренним делом дворянского сообщества.

          Мотивация дуэли, какими бы ни были ее конкретные причины и поводы, всегда подразумевала исключительно защиту персональной дворянской чести конкретного индивида 3. Реальные основания дуэли при этом могли варьироваться от таких серьезных поводов, как месть за убитых друзей или родственников, до элементарной мелкой ссоры из-за неосторожного слова или даже жеста собеседника. И в случае смертельной обиды, и в случае ссоры из-за пустяка дуэль велась с одинаковым ожесточением, и смертельный исход являлся скорее нормой, чем редким исключением. Если представить дуэль как своего рода "диалог" между дворянами, то в манере их "общения" на поединке должны были отражаться психологические установки, присущие обычной повседневной жизни. Таким образом, дуэль можно трактовать как модель мировоззрения французских дворян XVI в.; очевидно, в экстремальной ситуации выбора между жизнью и смертью проявлялись наиболее существенные черты ментальности дворян той эпохи.

         С начала XVI в., когда судебные поединки и единоборства рыцарей на войне случались все реже и реже, был зафиксирован новый вид поединка - bataille à la mazza (поединок в кустарнике) или же bataille en bestes brutes (поединок на манер животного). Все современники, авторыдуэльных трактатов и ревнители рыцарских традиций, каким бы ни было их отношение к этому новому типу боя, едины в определении местаего рождения - Италия, Неаполитанское королевство 4. В первом случае название поединка происходит от неаполитанского названия кустарников, образующих заросли, в которых обычно проводили эти поединки. Второе название отражает суть подобного боя: драться так, как дерутся дикие звери - до смерти и без пощады 5. Родоначальниками этого типа поединка в XVI в. считали итальянцев 6.

218
В итальянских городах аристократизация городских нотаблей, формирование неофеодальныхкланов, стремление встать вровень с традиционной элитой породили в их среде обостренное чувство чести. И. Клула именно с этим связывает рост в Италии, прежде всего Неаполе и Тоскане, числа стычек между враждующими сторонами, поединков и убийства. Они не имели никакой политической подоплеки, в их основе - месть за нанесенное оскорбление, в частности за уязвленную честь 7.

    Если сравнить правила поединка à la mazza и предписания наиболеепопулярных во Франции авторов дуэльных трактатов - Жан-Батиста, Поссевино, Париса де Путео, Андре Алсиато или Джироламо Музио(середина XVI в.), то окажется, что между этой практикой и теорией дуэлей существует весьма значительный разрыв. Например, Музио былвынужден констатировать, что описанные им правила, весьма близкие к рыцарским куртуазным правилам прошлого, выходят из употребления. Прямо о bataille àla mazza и bataille en bestes brutes Музио не говорит, его замечания об этих типах поединка отрывочны, он упоминаето них только в тех случаях, когда налицо явное расхождение их правилс канонами. По сути, для него bataille à la mazza не новый вид поединка,а вульгарное отклонение от нормы, не имеющее никакого отношения к поединку защиты чести 8. Основные отличия новой дуэли Музио видитв следующем:

    1. Отказ от публичности - эти поединки ведутся в лесах и иных пустынных местах 9.
    2. Отказ от защитного вооружения и изменение оружия поединка.На этом стоит остановиться подробнее. В идеале Музио считал подобающим оружием для поединка исключительно рыцарское, то, котороерыцари используют на войне. Однако совершенствование оружия ставит его в тупик. Например, Музио не знает ответа на вопрос, допустимоли использование в поединке кабассета (открытого шлема, без задней части) или же тонкого колющего меча. Но что, на его взгляд, абсолютно недопустимо, так это отказ от доспехов. Музио называет две причины отказа от доспехов - техническую и концептуальную. Без доспехов дуэлянт мог легко двигаться и максимально использовать приемы борьбы - это техническая причина. Концептуально - сделать неминуемой смерть одного из участников, в чем Музио видит не просто презрение ксмерти, но и добровольный отказ от жизни, что является грехом перед Господом10.

    3. Свое внимание к иерархии различных степеней знатности людейчести Музио обосновывает неприятием новой моды - не соблюдать ранги. Особенно это касается военных, которые должны помнить о недопустимости поединка между начальником и подчиненным, - они могут драться только вне службы, например после отставки. Солдат имеет право вызвать на поединок сержанта и капитана, но те имеют правоотказаться. Право солдата на поединок Музио обосновывает тем, что оружие аноблирует в том случае, если военная профессия - единственное занятие человека как в мирное, так и военное время. В поединках следует соблюдать иерархию знатности - serenissimes - illustrissimes - illustres. Менее знатный не может вызвать более знатного11.

219
    Проблему легитимности таких правильных поединков Музио не затрагивает вообще, поскольку для него приемлем только рыцарский поединок, соответствующий рыцарским нормам. Запреты государей на поединок, по его словам, подвергают рыцарей опасности бесчестья иклеветы. Было бы честнее не запрещать, а требовать, чтобы никто не смел искать поединка без разрешения своего сюзерена. Отказ сюзерена предоставить право на поединок в случае преступления, наказуемогосмертью, или же для защиты репутации, согласно концепции Музио, неправомочен, что объясняется следующей логикой. Честь почитаетсяблагородными людьми более жизни. Вопрос чести не менее важен, чем гражданский или уголовный процесс. Монарх может восстановить положение человека, дать ему должности, имущество, свою милость, сделать его бедным или богатым, но он не может сделать его хорошим или плохим, поскольку только Бог хозяин человеческой воли. Честь вневласти государя, поскольку у него нет юрисдикции над духом 12.

    Пожалуй, единственное отступление от древних предписаний, которое Музио допускал, касалось наказания проигравшего в поединке. Наказанием проигравшему служит не его ранение или смерть, а потеря им чести, что уже само по себе гораздо хуже, нежели отсечение члена илипотеря жизни. Дети опозоренного не должны нести на себе грех родителя13. Таким образом, для Музио поединок по-прежнему форма восстановления справедливости и правосудия, принятая среди рыцарей и людей чести.

      Теперь посмотрим, как интерпретирует поединок защиты честифранцузский мемуарист Пьер де Брантом; он единственный из многочисленных французских авторов дуэльной и антидуэльной литературы XVI в., кто в "Размышлениях о дуэлях" подробно описал сами поединкии комментировал их правила. Большинство этих поединков относятся кпериоду от правления Франциска I до начала правления Генриха IV. Часто описания этих дуэлей служили для него иллюстрациями к тому илииному мнению, которого придерживалось "общество" (имелось в виду сообщество дворян и военных), или же, наоборот, - иллюстрациями отступления от общепринятых норм. Поскольку Брантом старался запечатлеть подробности запомнившихся ему эпизодов, хорошо известныхего современникам, он не заботился о хронологии, и далеко не всегдапредставляется возможным ее установить. Чаще всего они просто привязаны ко времени правления королей или какому-нибудь событию, например военной кампании или сражению.

    По словам Брантома, он пишет "о том, что слышал по этому поводу (дуэлей. - Н.В.) в разговорах между собой великих капитанов, сеньоров, бравых солдат". Больше всего их интересовало, насколько должна практиковаться куртуазность и должна ли она вообще присутствовать вдуэлях, сражениях, судебных поединках, стычках и вызовах 14. Поэтому у Брантома в описании конкретных поединков и в комментариях к ниммы, на мой взгляд, можем обнаружить ту картину дуэли, которая виделась самим дворянам-дуэлянтам (многие из них были его друзьями илихорошими знакомыми).

220
    Историограф Генриха IV Сципион Дюплеи посвятил правилам поединков трактат. В нем много внимания уделено принципам, которымидворяне мотивировали те или иные положения дуэльного кодекса 15. Коллективные представления дворян о правилах поединка в изложенииБрантома и Дюплеи весьма близки друг другу, оба опирались на сложившуюся во Франции практику, а не теоретические воззрения итальянских авторов дуэльных трактатов.

    По признанию Дюплеи знакомство французов с bataille àla mazza и bataille en bestes brutes, в том числе интересовавшихся дуэлью потенциальных авторов мемуаров, в частности Брантома, произошло во время походов в Италию Людовика XII, а затем Неаполитанских экспедиций Одетта де Фу а, сеньора Лотрека (1527-1528) и Неаполитанского похода Франсуа де Гиза (1557)16. Этому знакомству способствовало и то, что контингент итальянских наемников во французских войсках в Италиисоставлял весьма значительную часть.

    Новый тип поединка быстро и широко распространился во Франции уже в начале 30-х годов XVI в., о чем свидетельствуют ордонансыФранциска I 1532 и 1539 гг. о правилах ношения оружия в королевстве; дуэли стали повседневным элементом военного и дворянского быта.Несмотря на то что при Франциске I судебный поединок был абсолютно легитимен, множилось число дворян, выбиравших более простые методы сведения счетов в бою. В своих ордонансах Франциск I пыталсянапомнить дворянству, что "если его подданные ввязались в ссору, защищая честь, и ссора эта не может быть улажена правосудием, онидолжны обращаться к королю с соответствующим ходатайством и получить от него разрешение на поединок"17. Тем не менее благие королевские пожелания относительно того, "чтобы каждый мог чувствовать себя уважаемым и пребывать в безопасности в своем доме и вне его без оружия так же хорошо, как с оружием"18, остались только на бумаге. Почти все описываемые Брантомом дуэли периода Итальянских войн со времени правления Франциска I до конца правления Генриха IIвелись в большем или меньшем соответствии с новыми итальянскими правилами. Дух этих поединков был уже весьма далек от рыцарского куртуазного единоборства и идеи восстановления законной справедливости. Середина XVI в. стала периодом динамичного развития дуэли,
этапом формирования традиций и норм, которые без серьезных изменений просуществовали в дальнейшем вплоть до середины XVII в.

      Брантом стремился понять, чем дуэль отличается от прочих разновидностей поединка. При этом влияние на дуэль новых правил, весьмасхожих с правилами ведения войны, было для него очевидно: "Есть лиразличие между поединком церемониальным, обусловленным и торжественно обставленным судьями, распорядителями поля, секундантами иконфидентами, и поединком, который проводится с нарушениями и без публики, в полях - здесь, где все от

221
войны"19. Главную отличительную особенность первого он склонен видеть не столько даже в его легитимности и публичности, сколько в куртуазности: «Как в боях "до крайности", о которых я писал ранее, мало куртуазности, так в боях à la mazza и вызовах ее тоже мало"20. Как и на войне, в поединке чести понятие"куртуазность" - это вполне конкретный неписаный свод правил, регулирующих действия противников в отношении друг друга. Есть то, чтодозволено и то, что запрещено, - этим нормам все участники дуэли обязаны подчиняться. Какова же модель поведения дуэлянта в интерпретации Брантома и других авторов, как эта модель соотносится с моделью поведения дворянина и военного? Как законы чести реализовались непосредственно в дуэли?

    Первое, что резко отличает французские дуэли от поединков прошлого и даже дуэлей итальянцев - это цель. Согласно Брантому, когда неаполитанские поединки вошли в практику французов, ни о какой пощаде не могло быть и речи: следовало либо убить противника, либо самому пасть на поле боя. Часто изранив друг друга, но не прекращая поединка, оба участника погибали, "поскольку, когда идут на это дело, настолько входят в раж, движимые азартом, досадой и местью, что частолибо одного убивают с первого удара, либо оба остаются на поле мертвыми"21. Вполне допустимым считалось убийство обезоруженного, упавшего или раненого противника. Исход поединка должен был бытьочевидным и не вызывать сомнений в победе.

    Таких поединков — со смертельным исходом и без пощады - Брантом, по его собственным словам, может назвать сотни 22, но его интересует куртуазность, поэтому от описания подобных поединков он всевремя стремится перейти к тем, где, по его мнению, она присутствует. Однако приводимые им примеры свидетельствуют скорее об обратном.В частности, поединок, произошедший в окрестностях Рима во времяНеаполитанского похода де Гиза между гасконским и итальянским капитанами. Поводом послужило оскорбление: гасконец заявил, что все итальянцы плуты. Во время поединка итальянец нанес гасконцу удар, считавшийся тогда весьма подлым, - по колену. Единственной причиной, побудившей его оставить своего противника в живых, был страх мести со стороны солдат гасконца. Брантом не советует дуэлянтам хвастать своей победой, устраивать триумфальное шествие или относить в церковь свое оружие: после этого победитель рискует не прожитьи двух дней 23.

  Куртуазность Брантом не причисляет к соображениям, по которым противнику в поединке даруется жизнь: одни не добивают лишь потому,что не вполне умеют это делать, другие страшатся призраков убитых,у кого-то просто не хватает отваги прикончить, некоторые боятся Бога или короля с его правосудием, но большинство опасается мести роднии друзей убитого24. Вероятность последней была весьма велика. Даже после поединка Жарнака - Шатеньере, проводившегося по всем правилам и под королевским надзором, более 500 солдат, служивших под началом Шатеньере, были готовы тут же, на месте поединка, напасть на Жарнака и его секундантов. Единственный комментарий Брантома поэтому поводу: "Ха! Вот если бы уже в те времена французское дворянство было так же хорошо обучено и опытно в бунтах и возмущениях,как оно это продемонстрировало в первых гражданских войнах!"25

222
    Подарить противнику жизнь, позволить упавшему встать, поднятьвыбитую шпагу или взять новую взамен сломанной - такие примеры благородного, с современной точки зрения поведения, Брантом в своих описаниях дуэлей приводит. Другое дело, как подобные поступки воспринимались обществом XVI в. Во времена Франциска I Джаннино Медичи, будучи на французской военной службе, решил положить конец давней вражде двух своих капитанов: он дал им по шпаге, по половине своего плаща и запер в зале, заявив что не выпустит их до тех пор,пока они "не уладят свои разногласия". Капитаны Сан Петро Корсо и Жан де Турин взялись за дело. Жан де Турин ранил соперника в лоб,и тот не смог продолжать бой, так как кровь заливала ему глаза и лицо.Тогда Жан де Турин предложил прервать бой с тем, чтобы Сан Петро перевязал рану. После чего бой был продолжен, и уже Сан Петро выбил шпагу из рук де Турина, позволив затем ему ее поднять. В конце концов они изранили друг друга до такой степени, что были не в состоянии продолжать поединок. Но мнение всех военных обратилосьпротив Сан Петро, который не воспользовался удачей и не убил безоружного противника, а подарил тому жизнь и тем самым презрел своюпобеду 26.

    Многие авторитеты того времени считали, что победитель должензабрать оружие противника27, особенно если он только ранен или признал свое поражение: это и трофей, свидетельствующий о победе, и гарантия того, что проигравший в отместку за унижение не воткнет своеоружие в спину противника, как это сделал в 1559 г. Ашон Мурон, племянник маршала Сент-Андре, предательски убив победившего в честном поединке капитана Матаса. Капитан, старый вояка, пожалел юнца, выбил у него из рук оружие и прочитал нотацию о том, что нехорошонападать на опытных людей, едва умея владеть клинком. Когда он, повернувшись к противнику спиной, стал садиться на лошадь, тот воткнулему в спину свою шпагу. Дело замяли, учитывая родство Мурона, а придворные, в том числе Франсуа де Гиз, не столько порицали предательский удар, сколько возмущались глупостью капитана, презревшего фортуну и оружие 28.

   
    Точно так же всеобщее мнение осудило графа де Грандпре, "доблестного, как шпага", капитана пехоты, проявившего излишнюю куртуазность в поединке с квартирмейстером легкой кавалерии де Гиври (дело относится к войнам Лиги в 80-е годы XVI в.). Когда у де Гиври сломалась шпага, граф предложил ему взять другую, на что де Гиври заявил, что ему хватит и обломка, чтобы убить противника, тогда де Грандпреопустил свою шпагу и прекратил поединок. Обсуждавшие эту дуэль дворяне и военные сочли, что граф был обязан убить соперника, который не хотел получить милость от врага. Но было бы еще лучше, если бы де Гиври убил графа за чрезмерное безрассудство и браваду 29.

223

      Дарование жизни порой воспринималось как изощренное дополнительное оскорбление и унижение, многие дворяне считали, что проиграть и остаться в живых - это позор 30. Именно так было расценено поведение де Сурдеваля, который погрузил своего тяжело раненного противника на собственную лошадь, отвез к цирюльнику и заботился о нем до полного его выздоровления. Дело произошло во время выполнения де Сурдевалем дипломатической миссии во Фландрии, куда он, будущий губернатор Бель Иля, был послан Франциском I к Карлу V. Брантомособо отмечает, что, узнав об этом поединке, император принял француза при своем дворе и одарил его золотой цепью скорее за доблесть,чем за куртуазность. Многие в такой ситуации, по его словам, предпочитали умереть, чем быть облагодетельствованным подобным образом — слишком уж большую славу обретает победитель. Кроме того,жизнь тяжело раненному противнику могла дароваться из желания убить его в следующий раз, когда он поправится, что было благороднее,нежели бить лежащего или безоружного. Именно так собирался поступить брат Брантома Жан де Бурдель, который во время пьемонтскихвойн дрался на мосту в Турине с гасконским капитаном Кобио. Как пишет Брантом, среди лиц опытных до тонкости знающих законы дуэли,считается куртуазным подарить противнику жизнь в том случае, если он лежит на земле с тяжелым ранением 31. То есть речь идет исключительно о том, чтобы не добивать того, чьи шансы на смерть и без того уже велики.

    Пощада противника могла стать причиной повторных поединков,как это случилось с капитаном Отфором. Во время боевых действий в Шотландии (1548) он был вынужден трижды драться с сеньором Дюсса, который трижды был ранен и всякий раз снова рвался в бой. Если противника пощадили в первом поединке, то в повторном, согласнообщепринятым правилам дуэли, следовало его прикончить, даже если он лежал на земле без оружия с тяжелым ранением и молил о пощаде,ибо не стоит искушать судьбу и Бога, отказываясь от дарованной им победы32. Вообще же считалось, что вызывать вторично на поединок человека, который подарил тебе жизнь в бою, все равно что убитьсвоего благодетеля и второго отца. Это допускалось только в том слу-чае, если победитель грубо оскорблял помилованного или заявлял, что тот вымолил у него жизнь или вел себя как трус33. Наилучший жеспособ пощадить противника — это искалечить его так, чтобы он более никогда не мог драться: лучше всего отсечь ему руку или ногу. Ачтобы он никогда не мог отрицать, что жизнь ему подарили, можно на память изуродовать ему лицо и нос 34. Об этом свидетельствует и Франсуа де Ла Ну, заявляя, что у французов считается за честь отрубать руки и ноги, калечить одних и убивать других35.