Так называли при дворе Людовика маркиза де Лувуа, госсекретаря по военным делам, самого известного представителя могущественной семьи Телье.
Может ли одна семья управлять армией большого европейского государства в течение почти полувека? Да, известны такие случаи. Один из них - история клана Мишеля Ле Телье, королевского прокурора в Париже, назначенного Мазарини в 1643 г. госсекретарем по военным делам. Наследником отца и стал его сын маркиз Лувуа. До 1667 г. оба ставили свои подписи под официальными документами. А затем, в течение 14 лет, Лувуа сосредоточил в своих руках огромную власть. Он занимал посты государственного министра, госсекретаря по военным делам, сюринтенданта строительства, искусств и мануфактур, генерального интенданта фортификаций и конских заводов, канцлера Ордена Святого Духа, великого викария Ордена Святого Лазаря, руководителя почтового ведомства. "Лувуа правил как первый министр и, не будучи первым министром, ниспроверг всех других, вел короля куда и как хотел и стал настоящим властителем", - замечал Сен-Симон. А вот что писал историк Руссе: Лувуа "не любил ни болтунов, ни назойливых людей, ни фантазеров и оказывал им плохой прием; но деловых людей всегда выслушивал".
Эти оценки грешат преувеличением. Лувуа не удалось устранить Кольбера. Естественно, что двум таким лидерам, каждый из которых претендовал на первое место во французской администрации, трудно было найти общий язык. Это были соперники во всем, проявлявшие открытую ненависть друг к другу. У каждого из них имелся свой семейный и деловой клан, свои предпочтения и счеты. Но в борьбе влияний, власти и денег нетерпеливый Лувуа значительно чаще, чем Кольбер, допускал деловые и психологические просчеты.
Не только у семейства Кольбера и его друзей госсекретарь по военным делам не вызывал симпатий. Всех, кто сталкивался с Лувуа, настораживали и его внешний облик, и его характер. Это был грузный человек с широким, полным, всегда красным лицом, которое отнюдь не украшал рано развившийся двойной подбородок. Суровый взгляд, казалось, скрывал мысли. А они, увы, часто были недобрыми. Министра отличали грубость и резкость с низшими, приторная услужливость с высшими, высокомерие и неистребимая зависть. Он был жесток, любые средства использовал для достижения своих целей: незаконные поборы, попрание религиозных и человеческих чувств, грабительские контрибуции, пожары и насилия в захваченных французскими войсками городах и районах. На совести Лувуа грабежи в Голландии в 1672-1673 гг., разрушение немецких городов в 1689 г., пожар в Льеже в 1691 г. Сам себя госсекретарь считал сторонником "крайних мер".
Дадим слово Сен-Симону. По его мнению, Лувуа был "всемогущ" и вместе с тем противоречив. Для одних он являлся "самым надежным, самым пылким другом", для других - "самым опасным врагом, с которым особенно трудно было достигнуть примирения". Окончательный приговор Сен-Симона суров: министр, "одаренный столькими талантами, стал несчастьем для своей родины". И прозорливый герцог, оставивший нам столь богатое эпистолярное наследство, заключает: "Итак, честолюбию Лувуа Франция обязана своими непрерывными войнами, своей плачевной репутацией в вопросах веры договорам, потерей флота и торговли, начавших столь успешно развиваться, чудовищной численностью войск, опустошивших Европу, которая, чтобы не оказаться затопленной кровью, оказалась вынужденной подражать французскому примеру, объединиться - организованно и на длительный срок - против Франции".
Может быть оценка Сен-Симона даже слишком сурова. Ведь Лувуа, как и другие госсекретари, обладая огромной властью, оставался исполнителем воли Людовика XIV. Но фактически министр нередко навязывал королю то или иное решение. Это бесспорно. Поэтому будем справедливы и разделим пополам их историческую ответственность.
Разумеется, суровая критика современников в адрес Лувуа не означает умаления его административных талантов и "кольберовского" трудолюбия. Тот же Сен-Симон называл Лувуа "в его жанре самым великим человеком среди всех появившихся на протяжении многих веков". Он был поистине неутомим: писал и диктовал до 70 писем в день, лично готовил планы боевых кампаний, не согласовывая их с командующими армиями, вел с ними огромную переписку, утверждая иногда даже отдельные перемещения войск, решая конкретные вопросы их снабжения и размещения.
Академик Камилл Руссе посвятил жизни и деятельности Лувуа трехтомное исследование, рассказывающее "о его великих делах и совершенных им крупных ошибках". Ученый изучил документальное наследство военного министра. Оно колоссально: за 30 лет, с 1661 по 1691 г., его переписка составила 900 томов.
Перемены в военном деле, связанные с именем Лувуа, огромны. Для их осуществления честолюбивому госсекретарю прежде всего было необходимо сосредоточить власть в армии в своих руках. Решение этой задачи требовало дипломатического искусства, и немалого. Для начала надо было отодвинуть на задний план маршала Анри Тюренна, прославившегося победами в Италии, Германии, нанесшего поражение Конде в период Фронды. Именно Тюренн готовил планы военных кампаний и руководил войсками. Льстя королю, госсекретарь уговаривал его подписывать лично оперативные документы, выигрывать войны, оставаясь в тиши дворцов. Госсекретарь информировал Людовика о донесениях генералов, затем уже сам направлял приказы. В итоге личная власть Лувуа усилилась. Однако чрезмерная централизация управления войсками и боевыми операциями приводила к просчетам и провалам.
Именно Лувуа "открыл" метод управления войсками и их операциями из своего кабинета - порочный стиль, привившийся не только во Франции. Далеки от идеала были и его принципы подбора офицерских кадров. Он избегал инициативных, беспокойных людей, предпочитая услужливых, льстивых. Они обладали решающим достоинством - покорно внимали военному министру, человеку высокомерному, резкому, грубому во всех отношениях.
Используя свое положение, Лувуа начал теснить потомственных аристократов. Вначале "по мелочам". Так, при обращении к герцогам употреблялся термин "монсеньор". Госсекретарь свои письма сначала к одному, затем к другому и к третьему герцогам начинал словом "месье". Лувуа побаивались даже родовитые аристократы и в борьбу с ним не вступали. Примеру Лувуа последовали Кольбер, а затем и другие госсекретари. Престижу герцогов был нанесен удар.
Власть военного министра усилилась и в связи с упразднением должности генерал-полковника пехоты - самого высокого командного поста в войсках после того, как в 1627 г. Ришелье упразднил должность коннетабля. Генерал-полковник не только был шефом всей армии, но и в каждом полку ему принадлежала первая рота. Другие высшие военные посты (командующий кавалерией, командующий артиллерией) сохранились. Гран-мэтр артиллерии занимал особое положение. Он входил в число высших офицеров короны наряду с канцлером, маршалами, адмиралами и имел особые права: мог, например, в крепости или городе, подвергшимся артиллерийской атаке, конфисковать все предметы из меди и железа от колоколов до домашней утвари.
Лувуа имел своих верных людей среди высшего командного состава армии. К ним принадлежал маршал Франсуа Анри Люксембург, один из учеников принца Конде. Люксембурга отличали личное мужество, презрение к опасности, вместе с тем это был человек аморальный, беспринципный, продажный, готовый на все ради удовлетворения своего честолюбия. Его всегда раздирали противоположные чувства: с одной стороны, его переполняла гордость за свое происхождение и положение, с другой - он пресмыкался перед министрами, фаворитами и фаворитками короля. Лувуа и маршала связывали общие интересы. Потомственный аристократ презирал бывшего плебея, а самодовольный мещанин во дворянстве платил чванливому герцогу той же монетой.
Человеком Лувуа был и маршал Юксель. Он избегал опрометчивых, поспешных действий и умело пользовался таким сильным оружием, как молчание. Всегда насупленное, хмурое лицо маршала выглядывало из-под огромного парика, который, видимо, должен был создавать впечатление напряженной мысли. Всю жизнь Юксель носил костюм из серого драпа, неизменно застегнутый на все пуговицы. По словам Сен-Симона, у маршала была хитрая улыбка "большого и толстого торговца быками". Но тем не менее он умудрялся сохранять добрые отношения и с Лувуа, и с мадам де Ментенон - фавориткой, а затем и фактической женой Людовика XIV.
Как и Юксель, маршал Аркур пользовался поддержкой и Лувуа, и Ментенон. Именно это обстоятельство определило его карьеру, так как маршал обладал всеми талантами, кроме военного. Главная его цель состояла в том, чтобы стать герцогом.
Доверием Лувуа пользовался также Тессе, получивший звание маршала в 1692 г., уже после смерти госсекретаря. Вплоть до этой печальной даты он ни разу не выстрелил из мушкета. Тессе обладал качествами опытного придворного: хитрый, с мягкими, обходительными манерами, всегда вежливый, в совершенстве владеющий жаргоном большого света. Именно это в нем, по всей вероятности, ценили лакеи, неизменно обслуживавшие Тессе не хуже, чем министров.
Что же представляла собой французская армия в начале 60-х годов, когда Людовик XIV освободился от опеки Мазарини? Войска комплектовались на добровольных началах. Армия в мирное время насчитывала 15-20 тыс. человек. Всеобщей воинской повинности не существовало. Вербовщики, спаивая и подкупая молодежь, вынуждали ее подписывать контракты о военной службе. В период войны комплектовали части, которые в мирное время распускались. Большинство солдат составляли французы. Но имелось и много иностранцев. Содержали армию за счет повинности владельцев недвижимого имущества. Постои драгун сопровождались грабежами и насилиями.
Армия являлась частным предприятием, собственностью "дворянства шпаги". Она не принадлежала ни монарху, ни государству. Да и как могло быть иначе, если посты полковников и капитанов продавались, и аристократы, соперничая друг с другом, не хотели считаться ни с богом, ни с чертом, ни с их наместниками на грешной земле. Существовал постоянный рынок военных должностей. Начиналась война - они "в цене", военные действия прекращались - прокатывалась волна увольнений. Но немногие войсковые части, главным образом наиболее известные, сохранялись. Только они и составляли постоянную армию.
Государственная казна брала на себя лишь часть расходов по содержанию войск, и их львиную долю оплачивали офицеры. Отсюда и право собственности полковников на их полки, капитанов - на их роты. Офицеры сами набирали солдат, экипировали их, кормили, приобретали и содержали лошадей, расплачивались из своего кармана за одежду, оружие, продовольствие. Мизерное королевское жалованье выплачивалось нерегулярно, с большим опозданием. Поэтому солдаты, часто обманом завербованные на военную службу, были голодными, раздетыми и занимались воровством, грабежами, мародерством.
Капитан по контракту брал на себя обязанность навербовать определенное число людей. Новобранцам выплачивалось ежедневное жалованье. Минимальный срок службы солдата составлял четыре года. После этого он мог "завербоваться" снова.
Капитан получал 10 экю за каждого завербованного пехотинца, за кавалериста - 50. Жалованье пехотного капитана составляло 75 ливров в месяц в мирное время и наполовину больше в военное. Из оплаты каждого своего подчиненного он мог удерживать несколько су в день для расходов по уходу за оружием, обувью, одеждой. Если в роте насчитывалось 50 человек, капитан получал единовременно три солдатских оклада, 60 человек - пять окладов. Существовали повинности и у населения тех мест, где размещались войсковые части. Кроме ночлега, "места у очага", деревня обязана была выплачивать по пять ливров на каждую роту.
Солдат расселяли у жителей, они обязаны были предоставить жилье, место, утварь, посуду, соль "квартирантам". Города откупались от тяжкой повинности, снимали для войск строения, их называли казармами. Начиная с 1670 г. с целью выколачивания тальи и наказания строптивых в частных домах селили драгун - конных пехотинцев. Этот метод оказался весьма эффективным: грубая солдатня быстро вынуждала самых упорных идти на уступки.
Итак, что же изменилось в вооруженных силах Франции в период правления Лувуа?
В XVII в. в европейских государствах в мирное время стремились до минимума сократить армию. Возникала угроза войны - срочно набирали наемников и призывали дворян. Людовик XIV и его военный министр изменили эту традицию. После подписания в 1668 г. мирного договора в Аахене, завершившего франко-испанскую войну из-за испанских Нидерландов, в мирное время во французской армии осталось 50 тыс. пехотинцев и 15 тыс. кавалеристов. Через десять лет эти цифры удвоились. Содержание столь многочисленной армии обходилось дорого. Но Людовик XIV, как в будущем Наполеон, всегда имел под рукой отмобилизованные войска, готовые немедленно приступить к боевым действиям. Большое преимущество перед неподготовленными соседями! Армия превращалась в единое целое, подчиненное центральной власти. Возникла служба инспекторов, следивших за состоянием и дисциплиной в воинских частях. Их доклады представлялись вначале Лувуа, а затем королю.
"Дисциплина была абсолютной как в дипломатии, так и в армии Людовика XIV". Можно согласиться с этой оценкой Руссе, добавив к ней, что порядок в армии поддерживался различными средствами, в том числе и установленным Лувуа фиксированным жалованьем: пехотинец -5 су в день, кавалерист -15 су. Но и в те времена существовала система "приписок". На смотрах появлялись специально на это время набранные солдаты (пас-волан). Власти вели беспощадную борьбу с "пришельцами", прибегая к варварским методам устрашения. Без следствия и суда виновных секли плетьми и проводили перед войсками. Затем ввели клеймление: палач раскаленным железом выжигал линию на щеке или на лбу виновного. Но и этого Лувуа казалось мало. Установили смертную казнь для пас-волан, замененную через, несколько лет клеймлением и отрезанием носа.
В организации армии произошли крупные перемены. Появились полки драгун - конных пехотинцев, артиллеристов, части гранатометчиков и стрелков. Были построены госпитали, казармы (в Париже, Версале, Лилле, Меце), арсеналы (в Дуэ, Меце, Страсбурге), склады продовольствия и фуража. Постепенно вводилась форма, часто стихийно по воле полковников и капитанов, прежде всего в наемных иностранных частях. Но с 1672 г. она существует уже официально, хотя единообразие в одежде утверждалось с немалыми трудностями.
Иным было отношение к оружию. Офицеры строго выполняли правила, устанавливавшие длину шпаги и пики, калибр мушкета, форму и размеры портупеи и патронташа. Четверть века вели между собой борьбу сторонники и противники использования ружья во французской армии, пока спор не был решен Вобаном (военным инженером, генеральным комиссаром фортификации): он придумал штык, заменивший сразу и мушкет, и пику. Только в 1670 г. королевский ордонанс установил, что в каждой роте четыре стрелка должны были иметь ружья. До этого, если их обнаруживали в пехотных частях, они немедленно изымались и уничтожались, заменялись мушкетами за счет капитанов. Ружья имели элитарные войска: мушкетеры короля, гренадеры, драгуны. Стрелковый полк появился только в 1671 г. По инициативе Вобана был создан инженерный корпус. Специальные части минеров возглавили военные инженеры.
В последние годы своей жизни Лувуа завершил перевооружение французской армии. В 1690 г. имелось 107 рот карабинеров-солдат, вооруженных коротким ружьем с нарезным стволом. Всего их насчитывалось свыше 3 тыс. человек. Во время военных действий формировали объединенную отдельную бригаду карабинеров. В начале XVIII в. полностью исчезли в войсках Франции мушкеты и пики.
Имя Лувуа связано не только с перевооружением французской армии. В его активе и первые шаги на пути введения всеобщей воинской повинности. Королевский ордонанс к 1688 г. обязал интендантов набирать мужчин в возрасте от 20 до 40 лет для службы в милиции. Каждый церковный приход за свой счет одевал и вооружал трех солдат, выплачивал им по 2 су в день. Командовали ими офицеры короля, занятия проходили по воскресеньям и праздникам. 50 человек - рота, 18-20 рот - полк. Всего было сформировано 30 полков, насчитывавших 80 тыс. человек. Срок службы для милиционеров был установлен в два года, а практически он доходил до четырех лет. Спасались от воинской службы всеми доступными способами: женились, уходили в монастыри. Иногда новобранцев даже приводили в кандалах.
На протяжении 1704-1712 гг. все милицейские части влились в регулярные войска. Задачу решили просто: добавили по одному батальону в каждом пехотном полку и по одному эскадрону в каждом кавалерийском. Чисто солдат в пехотной роте возросло с 45 до 60 человек. Это был эмбрион национальной армии, созданной частично на основе воинской повинности.
При Лувуа серьезные изменения произошли и в подготовке офицеров. Во Франции насчитывалось 200 тыс. дворян, из них 20 тыс. находились на военной службе. Офицерский корпус более чем на три четверти состоял из представителей дворянских семей. Они имели право носить шпагу везде, даже в кабинете короля, и иметь у себя любое количество оружия.
Изменился и порядок прохождения военной службы для дворян. Все они, кроме принцев крови, начинали с учеников-кадетов, а затем командовали ротой кавалеристов, или назначались на должность лейтенанта. Министр лично устанавливал "цены" на командные должности: кавалерийский полк стоил 22,5 тыс. ливров, а рота - 12 тыс. ливров. В престижных частях приходилось выплачивать суммы более крупные: гвардейская рота обходилась уже в 80 тыс. ливров. Правда, в этом случае у командира открывалась перспектива быстрого получения чина полковника. Людовик XIV принимал такие решения, хотя Лувуа был противником ускоренного продвижения королевских фаворитов по служебной лестнице. Происхождение перестало быть решающим критерием при получении воинских постов и званий. Табель о рангах, принятая по инициативе Лувуа в 1675 г., предусматривала, что среди равных по званию офицеров старшим являлся не "очередник", а тот, у кого за плечами имелся более длительный срок службы. Старшинство стало для высших должностей в армии основой иерархической лестницы. Это одна из наиболее революционных мер, осуществленных Лувуа - рыцарские законы, пришедшие из глубин средневековья, были подорваны.
Итак, Лувуа открыл новую страницу в истории французской армии. Она сохранила пороки феодального, абсолютистского строя, но на протяжении почти трех десятилетий была самой крупной военной силой в Европе. Огневая мощь французских войск возросла в связи с введением патронов и гранат; из ружья уже можно было стрелять один раз в минуту, стреляли залпами. Боевые порядки размещались в глубину. Солдаты осуществляли сложные маневры - это время первенства пехоты; и она (драгуны) получила возможность быстро перемещаться верхом.
Армия имела и выдающихся военачальников, среди которых Тюренн, Люксембург, Вилар. Талантливым военным строителем был Вобан - воздвигнутые под его руководством на границах Франции крепости защищали территорию страны от внезапного вторжения, вынуждали противника к долгим и изнурительным осадам.
Война, мир и дипломатия всегда тесно взаимосвязаны. Дипломатия по природе своей призвана служить мирным отношениям между народами, сохранять и укреплять их. Но, увы, слишком часто в истории дипломаты прокладывали путь истребительным конфликтам, а затем на руинах строили хрупкое здание временного затишья в межгосударственных отношениях. Роль дипломатической службы неоднозначна. Как справедливо отмечал Руссе, "при Мазарини дипломатия играла первостепенную роль, а война приходила лишь после нее и являлась вспомогательным средством. Людовик XIV перевернул эту последовательность. Вначале шла война, а дипломатия лишь прокладывала ей дорогу и формулировала в договорах сводки завоеваний".
Дела дипломатические всегда живо интересовали Лувуа. Это естественно. Ведомства по иностранным и военным делам не могут не сотрудничать в хорошо налаженном государственном аппарате. К тому же кроме военной политики, в ведении госсекретаря находились пограничные районы, где непосредственно затрагивались международные интересы французского королевства и его соседей. От интендантов и военных, от своих людей во французских посольствах, от многочисленных секретных агентов Лувуа систематически получал дипломатическую информацию.
Разведка активно содействовала военным в наборе иностранцев для французской армии. "Солдаты фортуны" представляли собой большую силу. В одном лишь 1672 г. Лувуа сформировал за рубежом несколько полков: шотландский, английский, немецкий, испанский, два ирландских. Набранный в короткие сроки итальянский полк насчитывал 3 тыс. солдат. В 1700 г. Франция имела под ружьем 360 тыс., из которых 60 тыс. составляли иностранные солдаты.
Своих агентов Лувуа умело использовал и для закупок военных материалов в других странах, даже в тех, против которых готовились военные действия. Доверенные лица Лувуа накануне войны с Голландией приобрели в этой стране 100 тыс. фунтов пороха, 160 тыс. фунтов селитры, 200 тыс. фунтов свинца, 200 тыс. фунтов серы.
Лувуа постоянно вмешивался в дипломатические дела. Он участвовал в переговорах о выкупе Дюнкерка в 1663 г. После смерти Лиона с 1 сентября 1671 г. исполнял обязанности госсекретаря по иностранным делам.
...В 1672 г. французская армия под командованием Тюренна и Конде ("великого Конде", одного из руководителей Фронды, в 1659 г. восстановленного на командных должностях в армии) вторглась в глубь Голландии. 22 июня голландцы взорвали плотины. Вода затопила обширную территорию и французские войска вынуждены были отступить. В тот же день представители Голландии прибыли в Версаль для переговоров. Лувуа вел их с дипломатами. Заседания открылись 29 июня. Голландцы соглашались на большие уступки. Они отдавали Маастрихт - часть епископства Льеж на Мозеле, весь Брабант, северная часть которого с 1609 г. принадлежала Испании, всю голландскую Фландрию, крепости на Рейне. Иными словами, Соединенные провинции сохраняли только свою собственную территорию, да к тому же соглашались выплатить французам 10 млн. ливров компенсации. Генрих IV, Ришелье и Мазарини даже мечтать не могли о подобных условиях.
Очевидно, что мир по всем законам божеским и человеческим следовало подписывать немедленно. Так бы видимо и поступил государственный деятель-реалист, не ослепленный честолюбием и гордыней. Но Лувуа хотел не ослабить, а уничтожить Голландию. Он потребовал дополнительно еще Нимвеген, южную часть провинции Гельдерн, остров Боммель, город Грав, графство Мерси 24 млн. ливров контрибуции. Эти территориальные требования были чрезмерными. Но грозный министр пошел дальше. Он настаивал - последняя капля в чаше терпения голландских дипломатов - на свободе католической религии на всей территории Соединенных провинций. Министр хотел унизить соседнюю республику и требовал, чтобы в Голландии была выпущена золотая медаль в знак благодарности французскому королю за заключение мира.
Это были унизительные, неприемлемые для суверенного государства условия. Переговоры были прерваны. Могучая вспышка народного гнева уничтожила республику в Голландии и привела к власти Вильгельма Оранского - непримиримого врага Людовика XIV. Лично для Лувуа ситуация стала катастрофической. "Никогда на протяжении всей долгой карьеры Лувуа его судьба не подвергалась столь серьезной угрозе", - заметил Руссе. И спас сына отец. Он сумел ослабить удары, наносимые по Лувуа его самым опасным врагом - Тюренном, которого поддерживал Кольбер. Канцлер обратился за помощью к Конде, восстановив его против Тюренна. Конде не поддержал нападок на военного министра и тот сохранил свое кресло.
Тяжкий урок не отрезвил Лувуа. Он по-прежнему вмешивался в дипломатические переговоры напрямую, минуя короля и госсекретаря по иностранным делам, контактировал с послами, дипломатами в иностранных государствах, в частности с французским послом в Лондоне, поскольку позиция Англии имела первостепенное значение во время франко-голландской войны. Посол Франции в Лондоне Барийон 16 февраля 1678 г. получил от госсекретаря указание: "Помешать английскому парламенту договориться с королем Великобритании о войне с Францией". Лувуа считал необходимым выиграть хотя бы 12-15 дней. Дело было срочнейшим. 7 февраля Карл II запросил у парламента ассигнования на вооружение 90 кораблей и 40 тыс. человек. Король рассчитывал, что депутаты отклонят его просьбу. Так и произошло. В нескольких своих письмах Людовику и Лувуа - 10, 17, 19 февраля - Барийон сообщал, что Карл II готов не объявлять Франции войны до 10 марта, если ему будет единовременно выплачено 6 млн. ливров.
Английский нейтралитет и был куплен за эту сумму. Этот шаг вызвал презрительное замечание даже со стороны британского премьер-министра. Он с редкой для английского государственного деятеля откровенностью заявил Барийону: "Если бы Кромвель был во главе нации, король Франции пользовался бы большим уважением".
Лувуа был одним из инициаторов политики "реюньон" (воссоединений). Идея казалась простой и эффективной. Специально созданные объединительные палаты в парламентах Меца, Бризака, Безансона изучали старые договора и устанавливали "зависимости" тех или иных чужеземных городов, селений от уступленных ранее Франции земель. Затем владельцев "спорных" территорий приглашали для защиты своих прав. Они либо не являлись, либо требовали компенсаций. В итоге французы мирным путем "прихватили" полунемецкое графство Монбельяр, герцогство Дё-Пон, являвшееся собственностью шведского короля, графство Шини и другие земли. Некоторые "присоединенные" территории находились в нескольких километрах от Кобленца и Майнца.
"Объединительная политика" привела к утверждению новой концепции границ: вместо пограничной зоны - пограничная линия. Волна протестов прокатилась по Германии. И Людовик XIV вынужден был отказаться от разбойничьих методов решения территориальных вопросов. Правда ненадолго. В 1687-1688 гг. французские войска по приказу Лувуа огнем и мечом прошлись в Германии по городам и деревням Пфальца, расположенного по левому берегу Рейна на север от Эльзаса. "Вопреки нашим собственным интересам и военным соображениям сожгли большие города Вормс, Спир, Гейдельберг, большое.число других, менее значительных городов, самые богатые и самые лучшие районы в мире. Довели этот опасный подход до того, что запретили сеять как по ту, так и по другую сторону от течения Мааса", - писал герцог Вилар, дипломат и маршал Франции.
Одной из ведущих черт характера Лувуа была жестокость. Именно по его приказам французские войска бесчинствовали в Германии, опустошали города и деревни, расправлялись с населением.
Эти злодеяния восстановили против Франции всю Европу. Их просто опасно было продолжать. А Лувуа настойчиво предлагал королю сжечь Трир. Дважды не получив согласия, он на третий раз заявил Людовику, что отдал приказ об уничтожении города. Разгневанный монарх с каминными щипцами в руках бросился на своего министра, под страхом смерти требуя от него немедленно остановить очередную кровавую расправу. Правда, Лувуа еще не успел привести свое кровавое намерение в исполнение, хотя гонец ждал только сигнала, чтобы отправиться в путь. Это была последняя капля, переполнившая чашу монаршего терпения. В 1691 г . в тот день, когда 50-летний Лувуа скоропостижно скончался, был заготовлен приказ о его аресте и заточении в Бастилию.
Вначале Лувуа похоронили в Доме инвалидов. В январе 1699 г. гроб перенесли в мавзолей в церкви капуцинов на Вандомской площади. Но церковь впоследствии разрушили, чтобы проложить дорогу по улице Мира) и останки министра были захоронены в музее Пети-Огюстен. Здесь же памятник - фигура спящего Лувуа из белого мрамора. В его ногах молится на коленях женщина, поднявшая глаза к небу. Это его жена Анна де Сувре. У основания стоят две бронзовые фигуры: Мудрость и Бдительность. Обладал ли военный министр Людовика XIV этими достойными государственного деятеля качествами? Увы, далеко не в полной мере.
