Отправлено: 25.05.08 15:44.
Мазарини в значительной степени определял и отношение Анны Австрийской к Фуке. Но Фуке вел ее финансовые дела, снабжал деньгами и считал, что это дает ему право на защиту королевы. Сюринтендант ошибался. Однако главным противником Фуке являлся генеральный контролер финансов Жан-Батист Кольбер, занимавшийся вопросами промышленности, торговли, флота, видевший в сюринтенданте финансов удачливого и опасного конкурента.
Замкнутый, молчаливый, но наблюдательный Кольбер, изо дня в день собирая компрометирующие Фуке материалы, ждал своего "звездного часа" для нанесения смертельного удара по беспечному противнику. Он внимательно наблюдал за кипучей деятельностью "финансового бога" и даже тайно посетил Во-ле-Виконт. В своей ненависти к Фуке Кольбер был не одинок. Он имел союзника в лице генерального прокурора Талона, словно созданного для ненависти к сюринтенданту. Это были два противоположных человеческих полюса: изящество и неопрятность; успех у женщин и полное неприятие ими; богатство и скопидомство. "В поношенной, даже грязной одежде, он жил скромной жизнью рядом с ничтожной женщиной, под надзором высокомерной и сварливой матери" - писал о Талоне французский историк Ж. Лер.
И еще один шумный и опасный противник существовал у Фуке. Это его брат Базиль. Братья сюринтенданта имели доходные и престижные места: один - коадъютор (заместитель и наследник) архиепископа Нарбона; другой - епископ в Агд; третий - аббат; четвертый - генеральный интендант малой конюшни короля.
Базиль был человеком завистливым, озлобленным и недовольным всем на свете, и прежде всего своими доходами, которые он считал более чем скромными - 150 тыс. ливров в год. Разумеется, это была капля в море по сравнению с тем, что имел Никола. Разумный политик отдал бы цезарю цезарево, не забывая о том, что всякое здание, в том числе и семейное, требует надежного фундамента. Увы, Базиль был слеп и глух к доводам разума. Однажды, в январе 1661 г., он встретил в Лувре Никола, выходившего с заседания Совета, и стал публично обвинять его в воровстве, в присвоении 30 млн. ливров на строительство, в принуждении женщин (их имена были бесцеремонно названы) к сожительству. Оскорбления, как из рога изобилия, сыпались из уст аббата. Но и на этом он не остановился и все свои обвинения повторил Мазарини.
Тем не менее положение сюринтенданта даже после смерти Мазарини казалось прочным. Он стал принимать участие в обсуждении международных дел. Людовик поручил финансисту ряд сложных дипломатических переговоров. Фуке добился согласия на женитьбу английского короля Карла II на португальской принцессе: это означало, что Португалия займет антииспанскую позицию. Он обсуждал с англичанами вопрос о продаже Франции Дюнкерка.
Сюринтендант, умело используя деньги и искусство обращения с женщинами, договорился о том, чтобы король Ян Казимир своим преемником на польском престоле назначил герцога Энгиенского, племянника Анны Австрийской. Цель была достигнута с помощью польской королевы, француженки по рождению, Марии Элеоноры Гонзаг, оказывавшей большое влияние на своего супруга.
Вел Фуке и переговоры со Швецией о продлении франко-шведского союза, с Голландией - о торговом договоре. Оба эти орешка разгрызть оказалось нелегко. Но финансист-дипломат показал себя человеком гибким, деликатным, настойчивым. Это поняли и при дворе, распространились слухи о том, что молодой король назначит Фуке премьер-министром или канцлером. Но события пошли иным путем. Возможности Фуке казались неисчерпаемыми. Он затыкал одну дыру в бюджете за другой. Только на первые шесть месяцев 1661 г. требовалось 20 млн. ливров. Даже Людовику XIV банкиры не поверили бы, а сюринтендант пользовался в финансовых кругах неограниченным кредитом.
Но молодому королю и этих денег было мало. Он ревниво относился к доходам Фуке. Эмоции Людовика XIV распалял Филипп Орлеанский, неустанно твердивший: "Ваше Величество, станьте сюринтендантом финансов только на один год, и у вас будут деньги на строительство". И Людовик закрыл один из неконтролируемых каналов обогащения, которым, несомненно, пользовался Фуке. На одном из заседаний Совета он лишил сюринтенданта права подписи чеков для оплаты тайных государственных расходов. Фуке взорвался и воскликнул: "Я теперь ничто!". Он тут же понял свою ошибку и в ярости прикусил язык.
Над головой сюринтенданта сгущались тучи. Из разных источников поступали сведения о том, что Людовик намерен расправиться со своим министром. Но самоуверенный Фуке, авантюрист по природе, азартный картежник, игрок во всем и всегда, человек, избалованный успехом и деньгами, не хотел считаться с предостережениями. Более того, он собственными руками лишил себя правовой защиты. Высокий пост генерального прокурора Парижского парламента обеспечивал ему личную неприкосновенность. Следуя советам изощренного генерального контролера финансов Жана Батиста Кольбера, король советовал сюринтенданту посвятить себя полностью государственным делам. Лесть сделала свое дело. Фуке продал должность прокурора за 1400 тыс. ливров, из которых - наивность или ослепление? - миллион он подарил королю, переправив деньги в одну из башен Венсенского замка. "Все идет хорошо; он запутывает себя сам",-так оценил обстановку в беседе с Кольбером Людовик XIV.
Молодой король испытывал ненависть к своему министру финансов. В этом чувстве слились воедино и политические, и личные мотивы. Людовик XIV жаждал абсолютной власти, и прежде всего установления личного контроля над финансами страны. Для этого ему нужна была бесспорная, убедительная демонстрация силы. Можно ли было найти лучший вариант, чем полное сокрушение всемогущего Фуке? А сюринтендант не понял короля, обладавшего такими качествами характера, как самолюбие, честолюбие, жажда славы и власти в непомерных даже для абсолютного монарха размерах. Логика у финансиста была простой: самовлюбленный юноша попытается взвалить на свои плечи непомерную тяжесть правления, но неизбежно будет ею раздавлен и вскоре предпочтет государственным делам развлечения. А программа-минимум у Людовика была иной. В любом случае он хотел доказать, что король во все вникает, все знает, все решает, а министры являются лишь исполнителями его воли. Кольбер активно участвовал в этой лицемерной игре, предлагая готовые решения, авторство которых неизменно приписывалось королю. Тем самым подтверждались его выдающиеся способности.
Этим честолюбивым планам мешали известность, широкие связи - во Франции и в Европе, - влияние и богатство Фуке. У него были свои люди при дворе, в финансовых, промышленных, административных кругах, в армии - повсюду, где правили деньги. И сюринтендант не скупился, щедро одаривая тех, кто был или мог быть ему полезен.
Впрочем, Людовик XIV имел и свои, личные счеты с Фуке. Неотъемлемыми чертами характера короля были зависть, мстительность и ревность. Еще при жизни Мазарини, около 1659 г., Людовик, его мать и брат впервые посетили Во-ле-Виконт. Королевская семья прибыла без предупреждения, так сказать, по-соседски. День выдался солнечный, но прохладный. Хозяин принял гостей изысканно. Но главное заключалось не в этом. Размах и роскошь незавершенного дворца больно ударили по самолюбию монарха, связанного по рукам и ногам властным кардиналом и привыкшего слышать только об очередных финансовых трудностях. Теперь злоба Людовика получила новую пищу. А Фуке все более осложнял ситуацию. Он вторгся в святая святых короля: его интимную жизнь. Людовик увлекся юной придворной Луизой Лавальер. Девушка не обладала ни особыми внешними данными, ни знатным происхождением, ни состоянием. Понимая, что Луиза может стать "политическим фактором", Фуке, привыкший подкупать придворных дам, через доверенную особу предложил королевской любовнице 200 тыс. франков. Оскорбленная женщина ответила, что никакие деньги не заставят ее сделать ложный шаг. Королю Луиза и рассказала о беседе с сюринтендантом. Сиятельная ревность оказалась слепой и жестокой. "Непоправимая ошибка", - заметил Ж. Лер, оценивая поведение Фуке.
Действия Фуке затрагивали болезненно-чувствительные струны в сердце короля, напоминали ему о тревожных и оскорбительных для семьи Бурбонов событиях Фронды. Аналогии напрашивались сами собой. В сентябре 1658 г. Фуке купил за 1300 тыс. ливров остров Бель-Иль в Атлантическом океане в 90 км. Эта бывшая монашеская обитель принадлежала семье кардинала Реца, политика и писателя, одного из руководителей Фронды, организатора знаменитого "дня баррикад". Плененный, он бежал из замка в Нанте, а позже примирился с Людовиком XIV, стал архиепископом Парижа и аббатом Сен-Дени.
Примирение примирением, а крупная сделка с семьей Реца казалась окружению короля подозрительной. Правда, серьезных укреплений на острове не было. Стояла старая маленькая крепость, построенная на голландский манер: башни, соединенные несколькими километрами укреплений. Уже полвека все оставалось без изменений. Сервьен предлагал Мазарини купить остров. Но кардинал, с одной стороны, избегал столь очевидной авантюры, с другой - не хотел терять контроль над стратегическим пунктом, служившим рейдом для кораблей, следовавших из Америки. И Мазарини решил проблему наилучшим для себя образом: Фуке купил остров "по приказу короля".
Итак, Людовика XIV раздражали богатство Фуке, его самомнение и необузданная гордыня, его надменный девиз: "Разве есть что-либо недоступное для меня?". Казалось, все на свете мог купить министр финансов, нанять лучших архитекторов, художников, оформителей, построить дворец, которому могли лишь завидовать влиятельнейшие и богатейшие властители Европы.
Именно так и увековечил себя Фуке. Он решил построить в своем владении Во-ле-Виконт дворец, способный поразить воображение самых тонких ценителей прекрасного и поднять престиж хозяина на недосягаемую высоту. Три окрестные деревни были разрушены, чтобы расширить строительную площадку. Для достижения своей цели финансист подобрал неповторимую "команду": архитектор Луи Лево, художник Шарль Лебрен, скульпторы Франсуа Жирардон и Франсуа Ангье, садовник АндреЛенотр. Сам Фуке, человек с изысканным вкусом, вникал во все детали архитектуры, меблировки и художественной отделки своего любимого детища.
Работы начались в 1656 г. и продолжались около трех лет. До 18 тыс. человек трудились не покладая рук. Здесь же Лебрен создал ателье по производству ковров, впоследствии превратившееся в королевскую мануфактуру гобеленов. Расходы были колоссальными. Они превысили 18 млн. ливров. Но в итоге Франция получила архитектурный и художественный шедевр мирового значения.
Деньги, деньги, деньги... С тех пор, как появились денежные знаки, в человеческом обществе они были и остаются источником влияния и силы одних, пределом мечтаний - для других, причиной горя и страданий - для третьих. Деньги - одно из орудий государственной политики как внутренней, так и внешней. И эпоха Людовика XIV подтверждает эту истину.
Несколько слов о деньгах. Основной денежной единицей во Франции являлся ливр или франк (официально франк заменил ливр в 1799 г.). Один ливр делился на 20 су, а су - на 12 денье. Серебряная монета - экю равнялась трем и более ливрам. Стоимость денег менялась в зависимости от конъюнктуры и устанавливалась государством. Золотой луидор был эквивалентен 24 ливрам. На территории Франции, Германии, Италии находилась в обращении испанская монета пистоль, равная 10 ливрам. Между прочим, у Мольера маркизы считают пистоли, а не луидоры.
. Каковы были заработки людей из народа? В крупных городах - Париже, Лионе, Руане - большинство ремесленников - суконщики, обработчики шерсти, слесари получали от 15 до 30 су в день. На крупной мануфактуре в Сен-Гобен оплата квалифицированного рабочего колебалась от 310 до 620 ливров в год, а жалованье генерального директора составляло 2400 ливров.
Естественно, что простой труженик стремился покупать продовольствие по самым низким ценам. Поэтому приведем данные, взятые из счетов больницы в Невере за 1694 г.: хлеб (примерно 450 г) стоил 2-3 су; фунт говядины или пинта вина (0,93 л) - 2-3 су; цыпленок - 15 су; фунт масла - 5-8 су. Больница платила за пару мужской обуви - 3 ливра, детской - 14 су, за дюжину деревянных башмаков сабо - 25 су.
Рабочий, получавший ливр в день, считался обеспеченным человеком. Каким же безмерным было социальное неравенство во французском обществе, если Фуке предложил Луизе Лавальер "скромный подарок" в 200 тыс. ливров, а стоимость его дворца в Во-ле-Виконт составила 18 млн. ливров - годовая зарплата 600 тыс. рабочих.
Космические крайности богатства! Они с безумной расточительностью проявились во дворце Во-ле-Виконт, куда кортеж прибыл в шесть часов вечера. Сделав полукруг, королевская карета остановилась у подъезда. Фуке открыл дверцу. Когда он со своим высоким гостем поднимался по ступенькам, в глазах многих участников этой сцены застыл один и тот же вопрос: кто из двоих вельмож - монарх?
Сюринтендант хотел, чтобы праздник был незабываемым, превосходящим все, что знали во Франции до него. Какая наивно-безумная цель! Показать властелину, что ею подданный безмерно богат и всемогущ. Вызвать зависть и ненависть у придворных, у всех титулованных особ. Сплотить двор против себя. Такой близорукий подход означал, что для владельца дворца праздник неизбежно превратится в поминки.
Видимо, все это Фуке поймет позже. У него будет еще слишком много времени - месяцы и годы тюрьмы - для раздумий. А пока он показывал гостям античные мраморные статуи, кариатиды в овальном салоне, картины Лебрена, обитую парчой мебель, бесценные ковры.
Чудеса со всех сторон окружали владения сюринтенданта. Король и дамы в специальных колясках проехали по центральной аллее, по обеим сторонам которой 100 фонтанов различной высоты образовали две прохладные водяные стены. С холма гости рассматривали панораму дворца с его двумя симметричными крыльями, террасами, бассейнами, статуями, узорами из травы и цветов на фоне красного гравия. Видны были и каменные белки, играющие в лапах больших, добродушных львов. Король и придворные хотели видеть все, даже огороды и апельсиновые деревья.
Затем началось пиршество. Гостей ожидали 80 накрытых столов и 30 буфетов с 6 тыс. тарелок и 400 блюдами из серебра. На столе Людовика XIV стоял сервиз из массивного золота. Это был повод для особого раздражения королевской семьи: ее золотая посуда была переплавлена для оплаты расходов на Тридцатилетнюю войну 1618-1648 гг.
За столы сели сразу три тысячи человек. Всем нашлось место. Выражение восторгов не смолкало. Наоборот, оно усилилось, когда гости ознакомились с меню, составленным по лучшим образцам французского двора: фазаны, орталаны, перепелки, куропатки, суп из раков, запеченные паштеты, сладкое, фрукты, вина из всех районов страны. Вся эта гастрономическая роскошь обошлась Фуке в непостижимую сумму: 120 тыс. ливров.
Солнце зашло. Посвежело. Все вернулись во дворец. Здесь состоялась лотерея, наилучшая из всех возможных - беспроигрышная, и с дорогими подарками: оружие, украшения, произведения искусства.
Программа праздника была, казалось, бесконечной: спектакль Мольера в естественном зеленом театре, грандиозный фейерверк... 400 ламп в форме лилий освещали аллеи, по которым приглашенные вернулись во дворец для ужина. Только в два часа ночи Людовик XIV дал знак к отъезду. Кареты направились к большим узорчатым воротам. И вдруг крыша величественного здания словно взорвалась под ударами мощного ослепительного фейерверка. Лошади, запряженные в карету королевы-матери, поднялись на дыбы. Их с трудом удержали. Небо словно раскололось над головой.
Взбешенный ослепительной роскошью праздника, король готов был арестовать сюринтенданта в его собственном доме. Мать удержала сына от безрассудного поступка. Но судьба Фуке бьша предрешена. Впоследствии Людовик XIV писал: "Недолго я находился в неведении его недобросовестности. Он не мог остановиться и продолжал свои непомерные расходы, строил укрепления, украшал дворцы, интриговал, передавал своим друзьям важные должности, покупаемые на мои средства. И все это в надежде вскоре стать суверенным арбитром государства".
События развивались в соответствии со сценарием Кольбера - главного заинтересованного лица. Он настойчиво и неторопливо убеждал короля, что "партия Фуке" - это государство в государстве. Она враждебна королевской власти. А сам сюринтендант нечист на руку. Он преувеличивает расходы и скрывает доходы. При этом Кольбер умалчивал о том, что Фуке взял под свои личные гарантии, а затем возместил 20 млн. ливров для королевской казны, разработал проекты финансовых реформ. В один ряд стройно выстраивались факты, свидетельствовавшие о недобросовестности сюринтенданта: огромные затраты на дворец в Во-ле-Виконт, дом в Сен-Манде (предместье Парижа) и строительство укреплений.
Эпилог драмы свершился в Нанте. Людовик выехал туда из Фонтенбло 27 августа 1661 г. Он прибыл в старинный замок: герцогов Бретани через два с половиной дня, проделав немалое по тем временам расстояние в 350 км. План ареста Фуке был разработан до деталей. Однако с присущим ему лицемерием Людовик предварительно решил выпотрошить "денежный мешок". В соответствии с королевской просьбой Фуке занял 200 тыс. ливров, нашел еще 88 тыс. на оплату расходов флота. Под давлением сюринтенданта дворянство Бретани подарило королю огромную сумму в 3 млн. ливров. Но ничто уже не могло смягчить ненависть монарха. "Захват" сюринтенданта был осуществлен под непосредственным руководством Людовика.
Руководил "военными действиями" младший лейтенант первой роты мушкетеров Шарль де Ба-Кастельмор, всемирно известный по романам Александра Дюма под именем д'Артаньяна. Не следует его путать (распространенная ошибка!) с маршалом д'Артаньяном, в январе 1710 г. принявшем свое настоящее имя Пьера Монтескье.
Письменные источники называют местом рождения Шарля д'Артаньяна замок Кастельмор в Беарне. Какой уж там "замок"! Небольшой одноэтажный дом, много раз перестроенный. Богатством, и даже достатком, в нем никогда не пахло. В конце 1644 г. гасконец стал мушкетером. И с этого времени судьба сводила его с сильными мира сего. Мазарини давал мушкетеру ответственные поручения. Во время Фронды д'Артаньян, например, поддерживал связи с командующими армиями, с германскими принцами - электорами Кельна, Бонна.
Увы, солдатская жизнь, даже в привилегированных войсках, никогда не была такой безоблачной и красивой, как представляют ее нам прославленные романисты. Даже немногочисленные мушкетеры - их вначале насчитывалось 100, а затем 150 -- не имели своей формы и гарцевали на лошадях разного цвета. А каким мучительным было обращение с мушкетом! Стрелок закладывал порох и пулю через ствол, зажигал фитиль, мушкет, опирающийся на рогатину, он прислонял к щеке, затем включал несложный механизм, опускавший фитиль на пороховой заряд.
В конце 60-х годов XVII в. положение мушкетеров изменилось. Иногда сам король командовал ими. Появилась и красивая форма - плащи с серебряными крестами. И лошадей стали подбирать серой масти. Отсюда и название "серые" мушкетеры.
Судьба не баловала д'Артаньяна долголетием. Он погиб в июне 1673 г. при осаде Маастрихта на реке Мозель. Смерть была мгновенной: пуля пробила горло. Мушкетеры, понеся большие потери, под градом пуль вынесли своего командира с поля боя. Как говорилось в "Дневнике осады Маастрихта", опубликованном в 1674 г.: "Д'Артаньян и слава лежат в одном гробу".
Но в 1661 г. до печального конца было еще далеко. А вот до роли тюремщика - совсем близко. 4 сентября Людовик XIV пригласил к себе д'Артаньяна и сначала устно, а затем письменно отдал ему приказ об аресте Фуке. "Сегодня утром сюринтендант пришел, как обычно, работать со мной и я беседовал с ним то об одном, то о другом, делая вид, что ищу бумаги. Это продолжалось до тех пор, пока я не увидел через окно д'Артаньяна во дворе замка. Тогда я отпустил сюринтенданта". Так описывал события Людовик в письме матери.
Трагические события, развернувшиеся в Нанте, не были для Фуке неожиданными. До него давно уже доходили слухи о том, что Людовик XIV намерен избавиться от своего министра финансов. К тому же многие придворные не хотели ареста Фуке: он щедро разбрасывал деньги. Некоторые опасались, что сюринтендант, используя укрепления на Бель-Иль, взбунтует соседние провинции - Нормандию и Бретань и развяжет новую Фронду. Иными словами, арест Фуке был связан для Людовика с опасными осложнениями. "Из всех дел, которыми мне пришлось заниматься, арест сюринтенданта и суд над ним принесли мне самые большие огорчения и создали наибольшие трудности", - признался откровенно король.
Фуке был человеком самолюбивым и доверчивым, а жизнь сделала его еще избалованным и легкомысленным. Тревожные сигналы поступали к нему по разным каналам, прежде всего придворным и административным. Накануне отъезда в Нант Фуке говорил госсекретарю по иностранным делам Ломени де Бриену о тревожных предупреждениях королевы-матери о том, что король намерен захватить Бель-Иль. Бриен ответил, что опасения сюринтенданта он считает основательными. "Нант-Бель-Иль. Нант-Бель-Иль", - неоднократно повторил в ходе этой беседы Фуке.
В Нанте Бриен несколько раз посещал больного Фуке, упорно считавшего, что арестуют не его, а Кольбера. Заблуждение сюринтенданта было настолько непоколебимым, что он распорядился привести в порядок тюремные помещения в замке Анжера. "Вас обманывают, ваши друзья очень боятся за вас", - говорил Бриен своему упрямому другу.
Возможность бегства сохранялась у сюринтенданта до последней минуты. Отель де Руже, в котором министр жил в Нанте, подземным ходом сообщался с Луарой; у берега стояло готовое к отплытию судно. Но самонадеянный, верящий в счастливую звезду финансист не соблазнился побегом и поплатился жестоко за свое гордое решение.
В день ареста сюринтенданта намечалась королевская охота. Заседание у короля перенесли на более раннее время, чем обычно. Фуке не смог полюбоваться танцами крестьян - его трясла лихорадка. А зрелище было великолепным!
Больному финансисту подготовили настоящую засаду. 40 "серых" мушкетеров на лошадях были готовы к атаке. Другие прогуливались по двору, расположились у дверей, ведущих в город. Вроде ничего необычного: так было всегда, когда Людовик отправлялся на охоту или на прогулку.
Д'Артаньян арестовал Фуке на площади собора. Его посадили в карету вместе с четырьмя офицерами-мушкетерами. Вскоре к ним присоединилось 100 человек охраны. Бывшего министра финансов конвоировали как опаснейшего государственного преступника! А он оставался тем же самоуверенным человеком. Уже в пути Фуке написал коменданту Бель-Иль приказ о передаче острова королю. Он отдал этот документ д'Артаньяну, а тот переправил его Мишелю Ле Телье, военному министру. Павший сюринтендант пожертвовал островом, на землю которого, кстати, его нога так ни разу и не ступила.
В тот же день, 5 сентября, король объявил придворным об аресте Фуке. Воцарилось гробовое молчание. Только госсекретарь по иностранным делам Лион попросил разрешить жене опального министра разделить судьбу мужа, но получил категорический отказ. Мадам Фуке вынуждена была немедленно уехать в Лимож. Детей (младшему ребенку было два месяца) отправили в Париж к бабушке. Пострадала вся семья Фуке. Его братья, включая и озлобленного Базиля, лишились своих мест и были высланы.
После ареста Фуке в течение восьми месяцев в глубокой тайне перевозили из тюрьмы в тюрьму: Нант, Анжер, Амбуаз, Венсенн. Бастилия была уже шестым местом заключения бывшего министра. Но к суду над ним начали готовиться без промедлений. Уже 15 сентября 1661 г. король создал специальный трибунал для расследования преступлений, совершенных в области финансов. Речь шла, таким образом, о гласном, большом и шумном политическом процессе, итогом которого должно было явиться упрочение абсолютизма. Обычно монарх пользовался иными, тайными и более надежными средствами. Он подписывал "летр де каше" - приказ об изгнании или заточении без суда и следствия. Свою подпись на документе ставил и госсекретарь. Открыть конверт было невозможно, не сломав личную печать короля. Вначале "летр де каше" использовали для наказания придворных или министров, а затем и более широко - для заточения или высылки любых неугодных властителю лиц. К Фуке этот испытанный метод Людовик XIV решил не применять, рассчитывая на угодничество суда. И просчитался.
