Подкрадываясь к вору, собравшемуся покуситься на карету маршала, с твердым намерением поймать его на месте преступления и до смерти запугать пистолетом, синьорина ди Стефано меньше всего рассчитывала оказаться в мужских объятьях, да ни в чьих-нибудь! В другое время она только обрадовалась бы такому удачному стечению обстоятельств, но сейчас мысли ее были далеки от фривольностей, поэтому она прямо таки осела от неожиданности и, не раздумывая, нажала на курок. И быть бы кровопролитию, как пить дать, не окажись дю Плесси проворнее.

Два возгласа - мужской и женский - прозвучали практически в унисон, но Симонетта, оглушенная грохотом выстрела, была не в том состоянии, чтобы удивиться появлению своей госпожи. Она лишь виновато глянула на графиню, застывшую, прижав руки к груди, в нескольких шагах от их с маршалом живописного дуэта. Лицо у мадам де Суассон было совсем серым, даже дрожащие от волнения губы потеряли цвет, и Симонетта сердито отпихнула  не спешащего ослабить свою железную хватку дю Плесси, подумав про себя, что маршал явно ухватился не за ту женщину.

Она затрясла головой в надежде избавиться от мерзкого ощущения набитой в уши ваты, но окружающие звуки возвращались к итальянке с трудом. Кто-то кричал, на лице подбегавшего к ним Виллеруа было написано неприкрытое желание перестрелять всех собравшихся во дворе, а за спиной у Симонетты сквозь гул в ушах вдруг совершенно явственно прорезался мужской голос, говоривший что-то о лошадях. Этот голос... она же знала его! Именно его она слышала в темноте кареты.

Камеристка открыла рот... и закашлялась. К счастью, дю Плесси, наконец, догадался разжать руки, и она пошатнулась и сделала нетвердый шаг в сторону, кашляя и судорожно глотая воздух. Мадам де Суассон подбежала к ней и, обхватив за плечи, встряхнула так, что Симонетта ойкнула и пришла в себя.

- Синьора, синьора, они хотят украсть письма, которые везет синьор маршал! - затараторила она, обретя голос. - И попортить и вторую карету, чтобы задержать нас. Мы с маркизом слышали двоих, что шарились в вашем багажном ящике, а потом побежали сюда. Чтобы не дать. Это они... ваш экипаж... сломали.

Она снова неудержимо закашлялась, наглотавшись холодного воздуха, и ткнулась лицом в теплое плечо графини, чтобы глухо кашлять в меховую оторочку плаща.

Тяжелый подол теплой стеганной юбки сразу намок от рыхлого, истоптанного десятком ног и копыт снега и путался в ногах, мешая бежать. Олимпии казалось, что она едва передвигает ноги, что сердце вот-вот разобьется о железную клетку корсета - но угнаться за длинными ногами дю Плесси не было шанса. Маршал уже скрылся за углом приземистой конюшни, а она все еще пыталась догнать его, задыхаясь и глотая воздух, моля звезды, чтобы две дурных головы не успели натворить беды.

Выстрел громыхнул, когда запыхавшаяся графиня, вбежала в окруженный стойлами и сараями каретный двор. Не видя, кто стрелял и в кого, она вскрикнула от ужаса и покачнулась. Что-то тихо свистнуло мимо уха, обдав щеку горячим ветром, но Олимпии было не до этого. Оцепенев, она смотрела на дю Плесси, борющегося с размахивающей пистолетом Симонеттой. Смотрела, боясь шевельнуться, повернуть голову... увидеть, в кого стреляла рыжая дурочка. Звезды, как глупо...

Взволнованный голос Виллеруа вернул ощущение реальности - Олимпия шевельнулась, встряхнула головой и готова была накинуться на маршала с требованием отпустить ее камеристку, но та уже брела ей навстречу, пошатываясь и захлебываясь кашлем. Не зная, то ли обнять бедняжку, то ли как следует отхлестать по щекам, графиня как следует встряхнула ошалелую девицу, и Симонетту будто прорвало - слова посыпались, как горох, пока не оборвались новым приступом кашля.

- Письма? О... - Олимпия глянула поверх головы на дю Плесси. - Я так и знала! Это все из-за вас!

Если бы руки ее не обнимали трясущуюся в кашле Симонетту, она бы непременно ткнула обвиняющим перстом в виновника всех их неприятностей, а тот, мерзавец, улыбался! Наверняка, радовался тому, как здорово обвел вокруг пальцев воров, не задумываясь над тем, что его военные тайны стоили ей новенькой кареты.

- Что это, вы, кажется, меня отсылаете, маркиз? - прошипела Олимпия сквозь зубы, отбирая у дю Плесси пистолет. - Даже не пытайтесь. Я никуда не пойду. Не хватало только, чтобы мне перерезали горло там, наверху, пока вы здесь ловите своих злоумышленников. Я лучше прослежу, чтобы мы и в самом деле не остались без второй кареты, теперь, когда вы во всеуслышанье объявили, что ваши бумаги ворам не найти.

Она похлопала по спине камеристку, приступ кашля которой уже начал затихать, и, обняв ее за талию, увлекла за собой к карете с савойским крестом на распахнутой настежь дверце. Лишившись упряжки и половины багажа, экипаж графини смотрелся посреди грязного двора довольно жалко, но она упрямо подтолкнула Симонетту к карете. В шутке про перерезанное горло было зерно истины - постоялый двор не внушал ей доверия, и здесь, среди мужчин, наперегонки суливших ей защиту и заботу, было однозначно спокойнее.

- Как ты? - тихо спросила она у притихшей субретки, из чисто женской солидарности не спеша пока излить на ошеломленную случившимся Симонетту все, что думает о ней, о Виллеруа и о "случайно подобранных" пистолетах.

Ему показалось на мгновение, что время обернулось вспять и вот он как шесть лет назад стоит перед арбитрами, экзаменовавшими военную выучку кадетов в Академии. Понурый и смущенный, как нашкодивший мальчишка.

Но нет же! Маркиз вздернул подбородок и посмотрел в лицо дю Плесси-Бельера - открыто и без желания найти себе оправдания. Да и к чему же, если они только что предотвратили кражу ценных бумаг, да еще и поломку уцелевшей кареты.

Вокруг них собрались конюхи, запрягавшие лошадей графини в карету маршала. Подбежали гвардейцы во главе с Дюссо, раскрасневшимся от мороза или скорее всего от принятого за воротник крепленого винца, которым их потчевал хозяин трактира. Среди всех голосов, наперебой обсуждавших происшествие, музыкальный слух Франсуа различил тот самый хриплый чуть басовитый голос, который они с Симонеттой услышали пять минут тому назад. Но кто же из всех? Едва только он спохватился о том, что вор должен быть где-то рядом среди столпившихся людей, эта толпа вдруг стала исчезать - люди разбредались кто куда, возвращаясь к отложенным из-за тревоги делам.

- Мадемуазель Симонетта все верно сказала, - Виллеруа подтвердил слова камеристки и снова не удержался от того, чтобы опустить взгляд под, как ему показалось понимающим взглядом мадам де Суассон. А что если она заметила в окно, как они заперлись в карете вдвоем с Симонеттой? Но нет, взгляд блестящих как агаты глаз был совсем не сердитым, а испуганным. Неужели за него?

- О, мадам, - проговорил он, готовый выбросить прочь пистолет, чтобы не пугать и без того взволнованных до крайности графиню и Симонетту, кашель которой пробудил в его душе настоящее сочувствие и желание укрыть бедняжку своими заботами.

На романтичные заявления в духе рыцарских романов времени не было и маршал с присущей ему насмешливой суровостью напомнил маркизу о том, чем он мог на самом деле быть полезным самой графине и всем им в общем и целом.

- Да, я сейчас же все осмотрю! - выкрикнул он и направился к карете маршала, справедливо рассудив, что даже после того, как маршал во-всеуслышание объявил о том, что письма были спрятаны в надежном месте вне кареты, воры наверняка захотят проверить этот факт. Или же попытаются задержать их отъезд.

- Эй там! - крикнул он уже суровым тоном, так что работавшие с упряжью конюхи разом обернулись к нему.

- Видели здесь чужаков? - зачем он спрашивал этих людей, Франсуа и сам сказать не сумел бы - но в ответ один конюх лишь молча пожал плечами, а другой хмыкнул что-то нечленораздельное. Такое обращение уязвило бы сына губернатора, будь Виллеруа хоть чуточку столь же заносчив, как его отец, но в ту самую минуту его мысли были совсем о другом - если он не видел лиц злоумышленников, то единственный способ узнать вора - это прислушаться к голосам.

- Маркиз! - с этим решением он побежал назад к маршалу, чтобы рассказать ему свой план, - Я думаю, что негодяй не спешит убраться отсюда, скорее всего он остался среди наших людей. Надо выстроить всех и допросить. О чем угодно. А я и Симонетта можем прислушаться... понимаете? К голосам их прислушаться.

О, эта непримиримая ненависть в янтарных глазах! Она разила так же смертельно как пистолетная пуля и если бы не февральские морозы, грудь маршала была бы прожжена насквозь испепеляющим взором, которым наградила его графиня де Суассон. Сердце отозвалось горячей волной протеста, когда ему было брошено очередное обвинение, но на губах маршала появилась лишь тень теплой улыбки. Про себя же он подумал о том, что не будь тех проклятых писем и ему, возможно, и вовсе не довелось бы получить назначение в Венецию и как следствие, приказ сопроводить графиню де Суассон в Турин.

- О, моя дорогая, если бы Вы знали, как я благословляю эти письма каждый раз, когда смотрю на Вас, - тихо прошептал Франсуа-Анри, глядя на удалявшихся к карете графиню и ее камеристку.

Если бы он только мог рассказать ей обо всем, а она позволила бы себе услышать. Но, он немел и терял свое знаменитое красноречие, стоило ему только подумать о скрытом в глубине души чувстве к ней. А она? Что же мешало ей? Он мог бы гадать сколько угодно о причинах упрямой ненависти к нему, но при малейшем соблазне отпустить свои мысли в это русло, маркиз тут же одергивал себя. Нет, он не станет решать за нее и тем более вкладывать ей в уста не принадлежащие ей мысли  и побуждения.

- Когда-нибудь я все пойму, - убеждал он себя вполголоса, - Или Вы расскажете мне, недостойному.

Минута романтики пролетела куда быстрее, чем успел бы рассеяться дым от выстрела - Виллеруа уже мчался назад, видимо, убедившись, что возле маршальской кареты не было и в помине никаких воров. Или... дю Плесси-Бельер вгляделся в порозовевшее от мороза лицо Франсуа. Тот заговорил с ним на бегу, не успев приблизиться и на шесть шагов.

- Тише, друг мой, тише! - напомнил ему об осторожности маршал и низко наклонил голову, как будто бы поля шляпы могли заглушить голос, - Я тоже подумал об этом. Он где-то здесь, но, черт подери, как его узнать? Ведь Вы не видели его? А Симонетта?

Взволнованный и пылавший энтузиазмом Виллеруа сбивчиво объяснил свой план и, не успел маршал решить, как именно воплотить его, к ним подбежала Симонетта.

- Значит, и Вы слышали этот голос, сударыня? - не удержался от усмешки дю Плесси-Бельер и состроил понимающую мину. Впрочем, горевшие охотничьим азартом глаза заставили его перейти на более серьезный тон.

- Тогда не станем медлить. Дюссо! Дюссо, где Вы, черт подери!

Сержант и не думал далеко отходить, появившись буквально через мгновение из-за угла трактира с видом недовольным и озабоченным. Не обращая внимание на мелочи жизни, препятствовавшие довольству сержанта гвардии, дю Плесси-Бельер без лишних вступлений заговорил с ним о деле.

- Вот что, Дюссо, прикажите Вашим людям, четверым из них, собраться возле моей кареты. Как будто бы мы уже собираемся уезжать. Но, прежде велите тем, кто должен остаться, выйти за каретный двор. Дайте им приказ следить за каждым, слышите, за каждым, кто попытается улизнуть, кто бы он не был.

- Хм, мудрено как-то, - поправляя шляпу, пробормотал Дюссо, но все же отправился исполнять приказ.

- Шабо! Ступай к моей карете и вели конюхам и прислуге собраться к отъезду. Скажи, что тебе приказано принять работу во избежание неувязок. И вот еще, - дю Плесси-Бельер поманил камердинера и едва ли не шепотом добавил ко всему сказанному, - Когда мы с маркизом и мадемуазель Симонеттой подойдем ближе, заговори с конюхами. Пожалуй, и с прислугой тоже. Мне важно услышать их. Понимаешь? Разговори их, ты же умеешь это, - он повернулся к Симонетте и весело подмигнул ей, - Ваш тонкий слух наверняка отличит тональность нужного голоса, ведь так, мадемуазель?

Не смотря на пережитое Симонетта вовсе не выглядела подавленной или испуганной, напротив, в ее глазах горели огоньки азарта и решимости, а возбуждение, с каким она бросилась объяснять им с дю Плесси-Бельером свой план, было настолько заразительным, что ежели б эта же самая мысль не пришла в голову Франсуа, он бы с первого же слова согласился.

- О да, я как раз это и хотел сказать, - с жаром заговорил он, стараясь вложить в свои слова столько же убедительности, сколько обычно вкладывал шарма в беседах с дамами.

Но, к счастью, ему не пришлось оттачивать свое мастерство на маршале. Не удержавшись от язвительной ремарки в адрес расхрабрившейся не в меру римлянки, дю Плесси-Бельер все-таки принял их слова всерьез.

Пока он отдавал приказы сержанту Дюссо, Франсуа повертел пистолет в руках, убеждаясь, что он был заряжен и, следовательно, опасен не только для воров, но и для него самого, вздумай он размахивать им куда ни попади. Выстрел, прозвучавший несколькими минутами раннее, заставил его на мгновение ощутить холодное дыхание подступившей смерти, нет не его, но... Симонетты. За несколько секунд он успел пережить всю гамму чувств от страха за жизнь девушки до сожаления о том, что не настоял на том, чтобы она оставалась в карете, где было гораздо безопаснее. Теперь же, когда волна пережитого волнения спала и сердце перестало простукивать на каждом ударе, Виллеруа вновь смотрел на мир ясным взором человека, ожидающего с нетерпением, что еще приготовила ему судьба.

- Шабо, я пойду с Вами, - заявил маркиз, вдруг обнаружив не только юношескую жажду подвигов, но и зрелый подход к вещам, - Как посланец от губернатора Лиона я просто обязан лично проследить за тем, как ведутся приготовления к отъезду графини. Не возражайте, маркиз, - сказал он, глядя вовсе не на дю Плесси-Бельера, а в горящие зелеными огоньками глаза Симонетты, - Это ведь мой долг, в конце-концов. Я услышу их ответы и узнаю негодяя. А узнав, я не выдам себя. Можете быть уверены.

Слуга маршала недоверчиво покосился на молодого человека, но ничего не сказал. Они направились к карете, вокруг которой внезапно воцарилась суета - казалось, вся прислуга из убогого трактира собралась на проводы почетных гостей. Слуги графини увязывали сундуки с багажом позади кареты, им помогали советами и ценными указаниями слуги маршала, пока форейторы графини вместе с ее кучером осматривали подковы и упряжь лошадей. Трактирный конюх топтался возле ведущей пары, недовольно потирая замерзшие до покраснения руки, и что-то тихо обсуждал с одним из слуг маршала.

- Ну как тут все? - громко спросил Шабо, на что получил от кого невнятное "да так, делаем потихоньку", от кого "сами не видите что ли", а от другого и вовсе безразличное пожатие плечами.

- Кто запрягал лошадей, - выкрикнул Франсуа, напустив на себя начальственный вид, - Покажись!

- Ну, я, - конюх вышел вперед, скомкав закопченную от частого сидения возле камина шляпу в руках, - Чего изволите, Ваша Милость?

И правда, достаточно было только услыхать этот голос, чтобы узнать - но это был не тот, который говорил о письмах, а второй. Глядя прямо в его лицо, маркиз нерешительно сглотнул, но, как и пообещал маршалу, сдержался от немедленного разоблачения.

- А кто-нибудь помогал Вам, сударь? - спросил он, заставив себя улыбнуться, - Мадам графиня велела мне передать, что желает щедро вознаградить тех, кто так быстро управился с этой работой, - его рука потянулась за кошелем, прицепленным к поясу, - Так кто же Ваш помощник, сударь?

- Это Вы, месье, про Жана? Так его услали в соседнюю деревушку. За кузнецом. Но, Вы то не беспокойтесь, я по-честному разделю с ним награду. Благодарствие Ее Светлости. Уж мы то поднимем за нее по стаканчику доброго вина, - сказал конюх и, как будто и не подозревая ничего, протянул мозолистую красную от мороза руку за вознаграждением.

Вестимо, всех интересовало самочувствие синьоры, а до ее чувств никому не было дела. И так всегда. Тяжко вздохнув, Симонетта насупилась обиженно.

- С чего бы синьоре контессе пугаться ваших писем? Если ее что и напугало, то только пистолетный выстрел. Я-то видела, как она побелела. А теперь вон, сердится. Да не на вас, не расстраивайтесь вы так, Ваша Милость. На задержку злится. Синьора не любит, когда нарушают ее планы, а эту поездку она планировала больше месяца.

Вряд ли ее слова могли утешить маршала, на лице которого проницательная итальянка читала в этот момент целую повесть о неразделенных чувствах. Если бы она могла, непременно дала бы ему какой-нибудь полезный совет, но только какой? Стойкая, необъяснимая неприязнь графини к дю Плесси тянулась уже много лет, и лучшим выходом для него было бы утешиться с кем-нибудь еще. У Симонетты даже имелась подходященькая кандидатура на тот случай, если бы красавец-маршал вдруг надумал применить старый испытанный метод "чем меньше женщину мы любим". Но он что-то не спешил, да и вообще не спешил, чего итальянка, предпочитающая в мужчинах решительность и напор, понять никак не могла. Брал бы пример со своего предшественника. Но приводить маршалу в пример де Варда она бы не рискнула, опасно. И вообще, с чего бы ей потворствовать воздыханиям дю Плесси?

- Отсылаете, значит? Что ж, пойду успокаивать Ее Сиятельство, - Симонетта укоризненно глянула на маршала - мол, еще пожалеете, Ваша Милость, - и, выразительно вздохнув, побрела к графской карете. Медленно, в надежде, что ее еще позовут, сознаются, что без ее помощи ну вовсе никак.

Но нет, никто так и не окликнул ее, не позвал обратно.

- Где Дюссо? - Франсуа еще не успел подумать о том, что их затея с распознанием голосов провалилась, а по спине уже пробежал холодок дурного предчувствия, - Где сержант?

Оставив в мозолистой руке конюха заявленное вознаграждение, маркиз с важным видом кивнул Шабо, чтобы тот разбирался сам с проверкой кареты, а сам побежал по рыхлому истоптанному десятком ног снегу на задний двор.

- Дюссо! Вы видели кого-нибудь? Мне сказали, что кого-то послали в соседнюю деревню за кузнецом. Видели его?

Он так громко кричал на бегу, что эхо его вопросов раздавалось по всей округе, так что, вместе с сержантом ему могли ответить и служанки, высунувшие любопытные лица из окон второго этажа, и заспанный ключник, вышедший пошатывающейся походкой из погребка с внушительного вида корзинкой в руке, и даже брехливый пес, посаженный на цепь у ворот каретного подворья.

- Никак нет, господин полковник, - ответил Дюссо, но для верности оглянулся к своим людям, - Видели кого?

- Никак нет, господин сержант, - гаркнул за всех капрал и кивнул в сторону дороги, - Ну так мы сюда в караул заступили только после приказа Его Светлости. Мало ли кто мог сбежать загодя. А?

- Посылать погоню прикажете, месье? - Дюссо посмотрел на Виллеруа из-подлобья, видно было, что он хоть и спрашивал, но сам не одобрял такой план действий.

- Погоню? Нет, не надо погоню. Собираемся, господа, - проявил неожиданную решительность маркиз, - Дюссо, передайте приказ тем, кто останется с каретой графини, чтобы они держали ухо востро и не спускали глаз с кареты и багажа все время. Не подпускать к ней никого кроме слуг графини и месье Шабо.

- А кузнец что же?

- С кузнеца и этого конюха глаз не спускать. Особенно с конюха, - ответил Франсуа и повернул назад к каретному двору.

- Вы бы пистоль за пояс что ли заткнули, ежели стрелять не собираетесь, Ваша Светлость, - посоветовал Дюссо, догнав длинноногого молодого человека, - А Вы не думали, что человек тот мог остаться здесь?

- Но, я не слышал, - начал было Франсуа, но тут же осекся и остановился, заставив Дюссо отпрянуть от него во избежание столкновения.

- Так они ж могли сообразить, в чем сыр-бор. Молчат теперь, постараются не выдать себя.

- Да нет... говорят. Одного то я узнал. Но не того, - проговорил Франсуа, - Вот что, Дюссо, доложим маршалу, что второй негодяй успел сбежать еще до переполоха. Пусть они думают, что им удалось замести следы. А мы будем бдительнее следить.

- Вы главное прислушивайтесь, бдительнее, - ухмыльнулся Дюссо, но согласно кивнул и вернулся к своим гвардейцам, чтобы отдать приказы.

Солнце уже перевалило зенит и готовилось к быстротечным предвечерним сумеркам. Идя по отливавшему голубым снегу через весь двор, Франсуа невольно залюбовался фиолетовыми и розовыми отсветами, блестевшими там, где солнечные лучи пробивались сквозь длинные тени, падавшие от крыши и высаженных вокруг двора деревьев.

- Мы упустили его, - громко сказал маркиз, подойдя к маршалу, - Увы, наша затея сработала бы, если бы мы спохватились сразу же. А так... - он развел руками, - Но, из Труа я пришлю сюда отряд драгун именем губернатора Лиона. Это дело мы просто так не оставим. Как и нападение в лесу.

Бросив искоса быстрый взгляд на суетившихся вокруг кареты маршала слуг, Франсуа с чувством выполненного долга выдохнул и повернул к карете графини.

- И да, Вы уверены, что хотите ехать до самого Труа верхом? Мороз крепчает, а с сумерками будет и того холоднее. Ваш плащ никуда не годится для верховой езды зимой. Если хотите, поменяемся? Мой то почти просох. Да и снег уже прекратился. Его не продувает насквозь.

С этими словами Франсуа не долго раздумывая над возможным ответом потянул за концы шнуры, завязанные на вороте его плаща и улыбнулся, обнаружив, что они уже были аккуратно развязаны ловкими пальчиками мадемуазель Симонетты. На губах молодого полковника заиграла проказливая улыбка.

- Держите, дорогой маркиз, и не думайте отказаться. Иначе я не отдам Вам свою лошадь, - он бросил плащ на руки маршалу, а вместе с ним и пистолет, и поспешил к карете, похлопывая на ходу в ладоши, чтобы разогреть их.

- Ну вот, почти все готово! - объявил он о своем приходе и поднялся на откидную подножку, чтобы заглянуть внутрь, - О, мадам... а я думал, что Вы вернулись в трактир, - слегка смутившись, он тем не менее не отступился от своего намерения погреться в не успевшей еще остыть карете графини, пока все сборы будут окончательно улажены, - Вы позволите? - спросил он, стараясь унять начавшуюся зубную дробь, - Осталось только верховых лошадей проверить, - подумав, что от него ожидалось несколько больше, чем пустые комментарии происходящего, Франсуа сел на краешек скамьи напротив графини и заговорил шепотом, переводя улыбающийся взгляд то на нее, то на Симонетту, - Я приказал Дюссо объявить, что негодяям удалось сбежать. Специально, чтобы они потеряли бдительность. Но, мы то не потеряем, - лучезарная улыбка маркиза была способна осветить карету изнутри, - Будем прислушиваться ко всему. И смотреть в оба, - он посмотрел в блестящие глаза Симонетты, будто предлагал ей нести всенощную вахту с ним на пару, - Они выдадут себя рано или поздно.

Дожидаясь ответных слов или хотя бы взгляда графини, Франсуа нетерпеливо теребил в руках невесть зачем снятые перчатки. Холод заставил его сжаться, чтобы не поддаться дрожи, но все-таки дрожавшие руки выдавали его. Не потому ли Симонетта заговорила про теплую полость и жаровню?

- Не стоит беспокойств, мадемуазель, - заботы его недавней визави вызвали в душе молодого человека немедленный отклик, напомнив ему о том, какими жаркими они были всего лишь несколько минут назад, - Я согреюсь в дороге, право же. Ведь я поеду в карете. А вот маркиз решил ехать верхом. Наверное у него есть свои причины для этого. Может быть разведка?

Заговорив о старшем и более опытном по военной части друге, Франсуа не удержался от мысленного сравнения - вот он сбежал от всех опасностей под теплое крылышко, тогда как дю Плесси-Бельер наверное уже собрался ехать вперед, чтобы предупредить в случае поджидавшей их в пути опасности.

- Мне бы тоже следовало поехать верхом. Для верности, - заметив движение рук Симонетты, спешно развязывавшей шнуры на плаще, он вскинул голову и запротестовал, перехватив быстро мелькавшие пальчики, чтобы остановить девушку, - О нет нет, мадемуазель. Не надо, - задержав ее руки, он чуть ниже наклонил лицо и едва слышно шепнул ей на ушко, - Мне рядом с Вами уже теплее.

Тут же отпустив руки Симонетты, Франсуа откинулся на спинку сиденья, сделав вид, будто ему вовсе нипочем февральские холода, и скрестил руки на груди, чтобы унять дрожь. Его лицо сияло улыбкой, а взгляд голубых глаз сделался мечтательным и беспечным, как прежде.

- Мы поймаем этих негодяев, вот увидите, дорогая графиня, - заверил он Олимпию, будто бы все это зависело всего лишь от его уверенности, - А наш друг, месье маршал, уже отдал все распоряжения, как я посмотрю, - он заметил сквозь неплотно задернутую кожаную занавеску приближавшегося к карете дю Плесси-Бельера.

То, как громко и почти театрально говорил с ним Виллеруа, наводило на подозрения. Не полагаясь только лишь на сказанное вслух, дю Плесси-Бельер внимательно вгляделся в глаза маркиза, пытаясь прочесть в них намек на истинное положение дел.

- Черт бы побрал этих воров, - проговорил он далеко не галантным тоном и хмуро покосился на суетившихся вокруг его кареты слуг, - Упустили значит? - он пристально посмотрел в голубые глаза Виллеруа, но тот уже торопился с новостями к графине. Если бы маршалу была необходима маска Беспечности и Легкости Бытия, то он заказал бы мастеру вылепить ее с лица юного полковника. Ни тени расстройства из-за постигшей его неудачи, но при этом он и не подумал подать хоть мало-мальски понятный намек на истинное положение дел.

- В том, что это дело не будет оставлено, я не сомневаюсь, - ответил маршал и удивленно вскинул брови, - Что это, маркиз? Вы что же, полагаете, что я барышня кисейная и замерзну насмерть от трехчасовой прогулки верхом? - задетый за живое выказанной маркизом заботой, он поспешно принялся развязывать узел, в который превратился бант, завязывавший ленты его плаща, но Виллеруа уже бросил ему свой плащ и побежал к карете.

- Шабо!

- Здесь я, - отозвался камердинер и удивленно покосился на плащ в руках дю Плесси-Бельера, - Слышали уже от молодого маркиза? Сержант шепнул мне, что да как. Будем расставлять силки, а? - сощурив глаза, Шабо глянул в сторону конюхов, подтягивавших сбрую на ведущей лошади, - Попадутся, как милые. Теперь то они думают, что все сошло им с рук.

- Ага, - коротко кивнул ему маршал и перекинул на руки плащ Виллеруа, - Подержи.

Пытаясь развязать не поддававшийся замерзшим рукам узелок на вороте плаща, он направился к карете графини. Не дойдя и трех шагов, он услышал голос Олимпии, он невольно заулыбался при мысли о том, кому именно предназначались эти чарующие мурлыкающие нотки. Улыбка на губах Франсуа-Анри сделалась еще шире, но когда дверца кареты неожиданно распахнулась прямо перед самым его носом, он отшатнулся назад, едва не поскользнувшись на заледеневших булыжниках, прикрытых тонким слоем свежевыпавшего снега.

- О, мадам, - тут же нашелся маршал и придержал дверцу, точнее, ухватился за нее, чтобы удержать равновесие, - Вы стремительны как всегда. Позвольте, я помогу Вам, - он подал правую руку графине и улыбнулся ей, буквально съедая  взглядом порозовевшие от холода, а может быть от удовольствия видеть его, щеки и блестевшие озорными огоньками глаза, - Я готов проводить Вас к Вашей новой карете, мадам.

Тут он помедлил и, прежде чем Олимпия успела ответить ему в своей обычной неприступной манере, решил ошеломить ее внезапным маневром, который в военной тактике принято называть артиллерийской пристрелкой перед штурмом.

- Вы не могли бы помочь мне, дорогая графиня? Шнурок на моем плаще затянулся в узел. Мои неуклюжие пальцы не могут справиться с ним. Но Вам этот пустяк будет по силам. Прошу Вас, попробуйте, - он приблизился вплотную к карете, глядя в глаза Олимпии и улыбнулся ей самой обезоруживающей улыбкой, - Я буду безмерно благодарен Вам, Ваша Светлость. И даже обещаю не обеспокоить Вас просьбами вплоть до нашей следующей остановки.

- Если я скажу Вам правду, моя дорогая, - отвечал дю Плесси-Бельер, с улыбкой глядя в глаза Олимпии, - То, в следующий раз мне придется справляться с узлами самому. Давайте будем считать это досадной случайностью.

Предложив столь простое решение, он наклонил голову, как будто бы желая взглянуть на участь, постигшую заиндевелые шнуры на воротнике его плаща. Губы мягко коснулись теплых пальчиков, но ему тут же пришлось поднять голову вверх, чтобы не столкнуться лбом с Олимпией, когда она наклонилась, чтобы помочь своим усилиям зубами.

- Неужели все так плохо? - спросил он уже без тени усмешки, - Если так, то я согласен и на крайнюю меру. Давайте разрежем его. А по прибытии в Труа я велю слугам пришить новые шнуры.

Он мягко перехватил обе руки графини и прижал их к своей груди.

- Слышите, как оно бьется? Разве такому горячему сердцу могут быть страшны морозы? - не смотря на драматичность, звучавшую в этом вопросе, в глазах маршала заплясали смешинки и он продолжал уже прежним шутливым тоном, - Вот слышите? А наш друг Виллеруа отчего-то решил, что я непременно замерзну, если поеду верхом, - он весело кивнул в сторону кареты, дверца которой захлопнулась то ли по инерции, то ли чьей-то заботливой рукой, - Между прочим, маркиз даже пригрозил, что не отдаст мне свою лошадь, если я не соглашусь взять ее вместе с его плащом. Но, может быть Вы найдете слова резона, моя дорогая? Вам он поверит не только потому что, Вы того заслуживаете, но и потому что Вы это почувствовали, - он чуть сильнее прижал ее ладони и замер, - Ведь да?

Мгновение, остановись! Пока ее глаза сияют, пускай улыбкою насмешки - не беда, но пусть останется хоть след ее тепла в груди. Заглянув лишь на короткий момент в эти темные с янтарными всполохами глаза, невозможно не желать утонуть в их взгляде, не желать остаться в них навсегда. Но... февральский ветер дохнул в его лицо холодной россыпью снежинок, сметенных с крыши кареты... встрепенувшись от такого коварного нападения, Франсуа-Анри встряхнул головой, разметав вокруг себя прозрачное облачко только что опавших снежинок. Момент был упущен - ее руки уже выскальзывают из его ладоней, а в глазах уже прежняя насмешливая суровость.

- Позвольте, я проведу Вас, - сказал он и подставил графине правую руку, - Бог с ним с плащом. Он может быть и не столь же теплый как курьерский плащ маркиза, зато, на его шнурах останется тепло Ваших пальчиков, моя дорогая, - прошептал он, едва не коснувшись губами локонов над ухом Олимпии, - Я не хочу, чтобы Вы оставались дольше на морозе. Февральские ветры очень коварны.

Что значили для него даже те несколько шагов, что отделяли их от его кареты, временно перешедшей в распоряжение графини? Будь его воля, так он шагал бы три мили к ряду, лишь бы чувствовать вес ее руки на своем локте, ощущать тепло ее тела рядом с собой, слышать ее дыхание так близко, что по спине пробегал жар словно кто-то высыпал ему за ворот целый сноп горящих искр.

- Владейте мной и всем, чем я владею, - шутливо пропел дю Плесси-Бельер чуть понизив голос, когда они оказались возле подножки его кареты.

Старая поговорка, которую по традиции произносил новобрачный, когда впервые после венчания вводил в дом свою невесту.

- Здесь все сделано для удобства путешествий, - он указал на большое пространство между сиденьями, где уже стояли две жаровни, накрытые полостью из мягкой шкуры.

- Месье маркиз, все готово, - Шабо сделал вид, что осматривал хорошо ли вбиты гвозди в подкове правой ведущей лошади, чтобы не смотреть прямо на господ, - Ежели надо что еще...

- Ее Светлость распорядится, - отозвался маршал и посмотрел в глаза графини, - Надеюсь, что и для меня найдется хотя бы несколько распоряжений, сударыня. Я весь к Вашим услугам.